Пролог
Палец замерзал, и я боялась, что не смогу взвести курок.
Вылезайте!
Глаза слезились, шел пятый час напряженного ожидания в полном одиночестве. Застывшее тело напарника помогало держать подрагивающий локоть прямо.
Вот кто бы меня спросил — что ты выбираешь, милосердие или справедливость, я бы ни мгновения не сомневалась.
Боже, не забирай к себе до моего выстрела.
Позвоночник пострадал, своих ног уже не чувствовала. Да и ничего не чувствовала. Не позволяла.
И божественная сила не подвела!
Неслышно осыпался снег именно там, куда и целилась. Сначала они помахали шапкой, наверное, на лыжной палке, идиоты. Потом выглянул один, вылез, подал руку и вытащил второго. Мелкий, а такого здорового сумел поднять, и тут же получил от него кулаком в висок. Здоровяк не спеша осмотрелся, наклонился и стал коротышку вытряхивать из тюремной телогрейки.
Спасибо тебе, господи!
Две моих пулечки аккуратно вошли в затылок большого, он упал, открыл подельника, и третья пуля, для себя береженная, разнесла лоб мелкого.
Есть!
Я отдала все долги в этом мире и совершенно счастлива. Успела!
Лавина с горы набирала скорость, но и тут успела, неслась по темному коридору туда, к свету!
— Милосердие или справедливость? — спросило меня мироздание.
— Справедливость, — нисколько не сомневалась я, — всем сестрам по серьгам.
Глава 1
Глаза не хотели открываться, но я себе скомандовала: «айн-цвай-драй», и глазки открылись.
Напротив сидели две женщины. Одна положила голову на плечо соседки и мирно похрапывала, вторая честно таращила свои карие очи поверх моей головы, судя по всему, в окно, горячий луч пристроился у меня на щеке.
Я непроизвольно пошевелилась. Женщина, не сводя глаз с одной видимой ей точки, вдруг спросила басом:
— Память сохранить?
— А как же, — согласилась я, — человек и есть его память.
— И память тела тоже?
Вот тут помедлила. Но подтвердила:
— И тела тоже.
И стала соображать, интересно, а разве можно разделить эти два вида памяти. Вот есть у меня шрам на бедре, ножевое ранение, неудачно зашитое. Это что, или шрам выбрать, или память о самом ранении?
— Дура, — ответили мне басом, и женщина покачала головой.
— Дура, — согласилась я, отключаясь.
Второй раз сознание изволило меня посетить ночью.
Картинка рядом та же, только вторая женщина посапывала у первой на плече, а первая грустила и вздыхала о чем-то своем. Я скосила глаза: где-то в районе моих ног светился шарик, очерчивая поверхность тумбочки и спинку кровати.
Больничка.
Странно, что меня нашли. И вытащили. Очень странно. Нереально. Пошевелила ногами. Чувствую! И не болит ничего. И не хочу ничего. Странно. «Ночью добрые люди, будучи на больничном, спят», подумала и уснула.
В следующий раз женщины шептались:
— …на первом курсе больше всего происшествий. У нее и подружек нет.
— Нелюдимая?
— Да кто ее знает. Не любят за что-то и задирают.
— Значит, есть за что.
— Все равно неправильно. Должна сработать защита академии.
— Ой, да кому надо…
— В том и дело, что никому. Пропала и пропала. А след магический нашли, однокурсники закинули, постарались.
— Сами?! Такие сильные?
— Не знаю, ректор тоже удивился. А декан их сказал, если найдет, кто из преподов помогал, все ему оторвет.
— Это что, например, — хихиканье.
— Наверное, что ты и подумала…
Вот тут я не стала открывать глаза.
Меня все смущало.
Запахи, не свойственные больницам. Не медикаментами, так санобработкой бы пахло. Дежурство у моей кровати аж двух женщин, где это видано! В лучшем случает, экран в палате и пара датчиков. И, главное, чужая мелодика речи. Допустим, на секунду, что я попала в вип-палату. Глупость, конечно, но допустим. А речь? Моя гордость — китайский и основные южные языки бывшего СНГ, английский, и худо-бедно немецкий. Конечно, я боевого направления, но отличить же могу! Или меня притащили на какие-то острова.
Еще один женский голос:
— Деточка, просыпайся…
Это мне уже? Ну, здравствуй, жизнь…
И я открыла глаза.
Передо мной маячила ладонь.
— Сколько видишь пальчиков?
— Шесть, — задумчиво покосилась на склонившиеся ко мне головы, поморгала и призналась, — все равно шесть.
— А и правильно…
Вторая голова добавила:
— Это местная шутка, у нее аномалия. Выпей сиропчик и гостей подождем.
Принюхалась и поняла, что в сиропе чего только нет. Ни одной знакомой травы нет. Но вяжущий напиток выпила.
— Умница. Давай тебя подсадим на подушечку.
Меня потащили в несколько рук, голова мотнулась.
Посмотрела на женщин и разрешила себе вопрос:
— И где я?
Одна ткнула себе в эмблему на розовом балахоне:
— В Амсо.
Эмблема довольно большая, по вертикали большие буквы АМСО, и от них мелкими буквами написано — Академия Магии Следственных Органов. Сначала я хохотнула, из огня да в полымя, после моей ментовской академии смешно, а потом зацепилась за одно словечко. Магии. Академия магии. Протянула руку и пощупала балахон. Ей-богу, натуральная ткань. Рука дрогнула. И еще раз дрогнула.
Меня утешили:
— А как ты хотела? Полгода валяться, силенок нет, конечно.
— Сколько?!
— Зима прошла, лето уже! Каникулы у всех. Почти через три месяца у тебя занятия.
— Это как?
— А вот как — не знаем, не наше дело. Может, еще раз на первый курс отправят. Скорее всего. Девочки, выходим, они идут!
В палату зашли два мужика и присели, как птенчики, на хлипкие табуреты. Крупные такие птенчики получились.
— Рассказывайте, курсантка.
— Что именно?
— Что помните.
— Помню я одно…
Они быстро наклонились ко мне
— …что на руке шесть пальцев.
— На чьей руке? — поощрительно кивнул мне мужик постарше. Ему на вид около пятидесяти, скорее всего — швед, спортивного телосложения, правша. Лицо овальное, волосы светло-русые, стрижка короткая, брови дугообразные, глаза серые, нос прямой, нижняя губа тоньше верхней. Старается быть спокойным, но в себе не уверен.
— На руке одной из женщин, вышедшей перед вами. Описать ее?
— Мы знакомы, — кивнул мне опять швед, — расскажите о том, что вы помните.
— Больше не помню ничего. Не помню, чем я занимаюсь, что со мной произошло, и кто я.
— Совсем ничего не помните? — недоверчиво спросил второй.
Второй птенчик моложе, около сорока лет. Внешне похож на классического испанца, лицо овальное, вытянутое, шатен, глаза карие, черты лица правильные, чуть тяжеловат подбородок. Челка длинная, часто ее откидывает правой рукой. Явно вспыльчив, любит подраться, неравнодушен к женскому полу. Скорее тактик, нежели стратег.
— Ничего не помню. Что вы мне можете рассказать?
— Нда-а, плохо, — протянул первый.
— Очень плохо, даже обидно, — подтвердил второй.
— Ты из многодетной семьи, трое
