WALL E
Лучший режиссёр
Глава 1. Отчисление
— Не волнуйся, у меня всё хорошо. Успокойся, мама, ты же знаешь, погода в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско примерно одинаковая. Как я могу замёрзнуть?
Стоя в телефонной будке и держа возле уха трубку, Ван Ян глядел на кампус снаружи и с притворным воодушевлением рассказывал:
— Несколько дней назад видел Роберта Земекиса. Кстати! Это он снял «Форреста Гампа», он тоже обучался в Южно-Калифорнийском университете. Наш ректор пригласил его провести лекцию. Было так здорово, я в тот день долго с ним беседовал. Ох, он такой лёгкий в общении. Действительно интересный человек…
Сейчас был апрель, погода в Лос-Анджелесе стояла тёплая, постепенно отступали холодные зимние дожди, приближался жаркий летний сезон. На густой зелёной лужайке Школы кинематографических искусств Южно-Калифорнийского университета разрозненно лежали студенты. Кто-то читал книгу, кто-то болтал, кто-то возился с видеокамерой. Жизнь била ключом.
— Гм, мне ещё скоро надо будет пойти помочь одной съёмочной группе… О, ну вот, одногруппники уже зовут меня. Я пошёл, пока!
Едва повесив трубку, Ван Ян сделал длинный выдох. Восторг на лице моментально сменился унынием. Наблюдая, как студенты отдыхают на лугу, он с досадой схватился за волосы на голове и обиженно выругался:
— Дерьмо!
Застегнув ветровку и подняв с земли картонную коробку, загруженную всяким барахлом, Ван Ян неторопливо направился к выходу из кампуса. По пути он с грустью разглядывал красивые пейзажи. Когда-то Ван Ян мечтал, что Школа кинематографических искусств станет отправной точкой его жизненного пути, но теперь всё потеряно.
Ван Ян был американцем китайского происхождения. Его дед в своё время переехал в США и открыл в китайском квартале Сан-Франциско ресторан китайской кухни. Затем заведение досталось отцу Ван Яна. Оно работало и по сей день.
Но, несмотря на старания двух поколений, этот семейный бизнес не только не раскрутился, но и, наоборот, пришёл в упадок. Обычно удавалось выживать за счёт соседей и хороших знакомых. Вот уже много лет ресторан находился на грани разорения.
Хотя Ван Ян с самого детства проводил немало времени в ресторане, он совершенно не испытывал интереса к готовке, зато питал невероятно горячую любовь к кино. В 9 лет, после просмотра фильма «Новый кинотеатр „Парадизо“», он ещё больше укрепился в решении стать режиссёром! Ладно, в то время он считал, что киномеханик, коим являлся старик Альфредо, это и есть режиссёр.
Так или иначе, с того момента Ван Ян всегда стремился к этой цели. И кое-что у него получилось. В 18 лет он поступил в Школу кинематографических искусств Южно-Калифорнийского университета на факультет кино и телевидения. И всё бы шло хорошо, если бы не один инцидент.
Этот инцидент случился неделю назад, после чего Ван Яна отчислили. Отчислили на втором семестре первого курса.
Вспоминая все детали произошедшего, он беспомощно вздохнул, от нахлынувших суетливых мыслей разболелась голова. Только подумать: он мог бы сперва окончить бакалавриат в Южно-Калифорнийском университете, затем продолжить учиться на специалиста, также мог устроиться помощником режиссёра, накопить опыт и получить шанс стать настоящим режиссёром. Но с тех пор как его исключили из учебного заведения, режиссёрская мечта всё больше и больше отдалялась от него.
— Эй, это разве не наш китаёза? Куда спешишь?
К Ван Яну подошли несколько молодых людей, четыре парня и две девушки. Не считая одного чернокожего студента, остальные были белые.
Белый блондин, стоявший во главе компании, с ухмылкой начал танцевать, пародируя обезьяну и издавая странные звуки:
— Ping-pang, ping-pang? Ching-chong, ching-chong? (*«Ching-chong» — дразнилка на английском, которая используется, чтобы оскорбить китайца*)
Пока он кривлялся, остальные парни и девушки хохотали, с насмешкой и презрением уставившись на Ван Яна.
Несмотря на своё американское гражданство, Ван Ян уже с детства неоднократно слышал эти слова. Ему нравились жёлтый цвет его кожи и его чёрные глаза, нравилась китайская письменность, нравилась китайская кухня и нравилась китайская культура. И сам он никогда никого не обижал и ненавидел расовую дискриминацию, но причиной его отчисления послужила именно расовая дискриминация.
Это было сфабрикованное дело. В тот день Ван Ян оказался в подобной ситуации, как сейчас. Один чернокожий студент поносил и провоцировал его, даже оскорбил его мать. В итоге, потеряв всякое терпение и не в силах контролировать свои эмоции, Ван Ян вспылил и устроил драку.
Этого чернокожего студента звали Терренс Бенн. Он был ещё тем здоровяком, но Ван Ян с ранних лет обучался бацзицюань у одного пожилого мастера в китайском квартале. Хоть он и не был мастером боевых искусств, ему не составило никакого труда расправиться с Терренсом, который полагался лишь на грубую силу. Во время драки Ван Ян выругался:
— Ты этого хотел? Вали на хер!
К несчастью, фразу «вали на хер» услышал один преподаватель, что явился на шум. Этот преподаватель по имени Гари Мартин тоже был чернокожим.
В конечном счёте Терренс первым пожаловался и выставил себя жертвой. Он извратил все факты, заявив, что это Ван Ян оскорблял его, а затем ещё и устроил драку.
Хотя Ван Ян тщательно старался объяснить, что произошло, никаких свидетелей в тот момент на лугу не было, никто не мог заступиться за него. Зато на стороне Терренса стоял чернокожий преподаватель Гари Мартин. Поэтому руководство университета поверило Терренсу, а Ван Яна отчислило.
— Чего хочешь, Брюс Ли? Бананчик? О, иди покушай! — блондин по имени Мэттью, ухмыляясь, несколько раз покачал бёдрами вперёд-назад и промолвил: — Подходи, я знаю, что тебе понравится!
Остальные пятеро студентов дружно рассмеялись. Они знали, что Ван Яна отчислили, поэтому с удовольствием издевались над ним.
И вовсе не потому, что он первым задирал их, просто его азиатская внешность служила поводом хорошенько повеселиться, когда им становилось скучно.
Если назовёшь чернокожего «ниггером» и на тебя подадут в суд, то непременно понесёшь наказание за расовую дискриминацию. Но если обзовёшь китайца «китаёзой» или «узкоглазым», вряд ли это посчитают расизмом.
Вот она обратная сторона государства с высокоразвитой демократией, где выступают за равноправие.
— Ладно, ты достал меня, — Ван Ян медленно отложил картонную коробку, подошёл к хохочущему Мэттью и схватил его за воротник. — Даю тебе два варианта: либо ты извиняешься, либо я отправляю тебя в больницу.
— Ой, китайский негодник, хочешь поколотить меня? — притворяясь спокойным, произнёс Мэттью, на веснушчатом лице которого проскользнула паника. — Если желаешь попасть в тюрьму, то давай, приступай.
Ван Ян рассмеялся, без какой-либо обиды и гнева сказав:
— Хочешь стать святым отцом?
