Мир, в котором меня ждут. Ингрид
Екатерина Каптен
Редактор и корректор Елена Игоревна Сафонова
Дизайнер обложки Мария Ведищева
© Екатерина Каптен, 2022
© Мария Ведищева, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0053-7331-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Все персонажи данной истории существуют в реальности, вы даже рискуете быть с ними знакомы.
Если вы найдёте опечатки в тексте, примите их как подарок от автора.
Да постыдятся и посрамятся все, ищущие погибели душе моей! Да будут обращены назад и преданы посмеянию желающие мне зла!
Пс:39—15
01. Дверь на Ясеневую аллею
Ингрид стояла перед дверью кабинета завуча и не решалась постучать. Нет, она не была наказана, просто терпеть не могла присутственные места. А поскольку ей посчастливилось быть профоргом, то она не только украшала класс к Новому году, но и составляла разнообразные справки, формы и отчёты. Сегодня, например, 13 октября, – обязательство от имени класса о неукоснительном соблюдении техники пожарной безопасности в лесополосе.
Ингрид не была иностранкой и носила самую обычную фамилию – Камнина, а странное имя ей дали по настоянию её бабушки Матильды. Оно доставляло окружающим массу проблем. Никто не знал, как его сокращать, поэтому девочку называли и Гирей, и Игги, и даже Бабой Ягой. Однако имя отлично сочеталось с характером его обладательницы. Ингрид не могла носить другое имя – по мнению окружающих. Что касается самой девочки, ей оно нравилось, поскольку Ингрид на ближайшие сотню-другую вёрст уж точно была одна.
За два с лишним года, что Ингрид занимала пост «старосты по праздникам», она заработала стойкую неприязнь к любым дверям. У неё дома все они обычно оставались открытыми: квартирка, в которой девочка жила со всей своей огромной семьёй, была так мала, что с закрытыми дверями и вовсе превращалась в клетку.
И вот Ингрид сверлила глазами дверь в ожидании, когда ей разрешат войти. Если бы тогда, три года назад, ей сказали, что «староста по праздникам» будет заниматься в конечном счёте именно этим, а не рисовать поздравительные плакаты и сочинять поздравления, то она бы, возможно, призадумалась. Но ей было десять лет, а в таком возрасте не свойственно думать сильно наперёд. Ингрид просто хотела рисовать, даже если холст был всего лишь большим зеркалом в вестибюле.
На этом её трудности на сегодня не заканчивались. Если Ингрид сейчас уйдёт, то на следующей перемене ей скажут, что надо было приходить раньше и теперь разрешения она не получит. И тогда на неё будет справедливо злиться весь класс. А если не уйдёт и не повторит теоремы по геометрии и их доказательства, то на следующем уроке в дневнике нарисуется очередная тройка, потому что более придирчивого учителя, чем Татьяна Львовна, сыскать было тяжело.
Ингрид набралась храбрости, снова постучала в дверь и, тут же её приоткрыв, сунулась в дверной проём:
– Разрешите?
– Я тебе сказала, что я сегодня работаю до двух часов дня! – грубо рявкнула завуч.
– У меня урок через десять минут!
– Чего тебе надо? – особенно уставшим голосом выдохнула прозванная Париком дама преклонных лет и необъятных размеров, снимая очки на толстой цепочке.
– Разрешение-на-разведение-костра-в-лесополосе-во-время-осеннего-выезда! – выпалила с порога Ингрид заученную фразу.
– Давай быстро! – Завуч нацепила очки на нос, пухлой ладонью ухватила ручку ящика тумбы, шумно его открыла, достала верхний лист и шлёпнула им о край стола, буркнув совсем неразборчиво: – Образец заполнения на шкафу.
Ингрид аккуратно – с лёгкой шутливой брезгливостью – двумя пальцами взяла бланк и отошла с ним к малюсенькому консольному столику без стула. Его свободная площадь была едва ли больше самого листка. Глазами она поискала на торце шкафа образец – там их было не менее тридцати, рамочкой висевших вокруг календаря на 1997 год.
– Тот, который на бумаге бирюзового цвета? – уточнила девочка.
– Голубого, – промямлила Парик, театрально закатив глаза.
Ответ привёл Ингрид в замешательство, ведь ни один из образцов, напечатанных на бумаге голубого цвета, не подходил. Однако она тут же успокоила себя тем, что это для неё бирюзовый и голубой – разные цвета, а для Аллы Яковлевны цветовой спектр может быть и не столь широк. «Ясно», – подумала она и попыталась разместить лист на кусочке стола. Писать было неудобно: листок в руке завуча смялся, сумка съезжала с плеча, ещё и Парик, которой по жизни не хватало сочувственных слушателей, начала свой назидательный монолог:
– Вот в «А» классе староста такая молодец, сегодня пришла на первом уроке ко мне за бланком, такая опрятная девочка. («Никто не станет отказывать дочери начальника общественного питания, который поставляет еду в школьную столовку», – пронеслось у Ингрид в голове.) А умничка из «Б» класса? Она всё сделала на прошлой неделе!
«Конечно, её мама договаривается заранее, тем более, что каждая договорённость подкрепляется щедрым вознаграждением». – Мысли мешали сосредоточиться Ингрид на заполнении бланка.
Тем временем Алла Яковлевна продолжала:
– И даже «Г» класс всё собрал и подписал! («Ну да, то, что в „Г“ классе староста – единственный её внук, тут вовсе ни при чём!») А ваш класс нас вечно разочаровывает, всё делает не вовремя, неправильно, ах… Что же нам с вами делать, хм… – тяжело вздыхала Парик с таким шумом, будто единственная цель её монолога – не дать Ингрид заполнить бланк.
Наконец, Ингрид закончила и протянула ей листок. Завуч, не поворачивая головы, нащупала его в воздухе, лениво поднесла себе под нос, опустила очки с переносицы и начала внимательно его изучать:
– Ничего нормально сделать не могут… Лист изжёван, почерк корявый. – Инспекция бланка затянулась, Ингрид даже начала волноваться, что допустила в нём ошибки. Прозвенел звонок на урок, но прямо сейчас срываться с места было ни в коем случае нельзя, поэтому она стояла как вкопанная, боясь дать Парику хоть малейший повод ещё потянуть время. Та тем временем, снисходительно цокнув языком трижды, перечитывала бланк опять и опять. Снова вздохнула по поводу корявого почерка, но, видимо, не найдя, к чему придраться, плавно положила лист перед собой и стала перебирать ручки в стакане на столе: первые две не писали, третья вовсе драла бумагу, четвёртая оказалась с зелёной пастой… Ингрид уже давно протягивала ей свою пишущую ручку, но это показательно игнорировалось. Шестая ручка оказалась пишущей, ею и поставили подпись, но бланк требовал ещё и печатей.
Продолжая шумно вздыхать, Алла Яковлевна оторвалась от кресла, опираясь ладонями о столешницу (которая смиренно прогнулась под дюжим весом) и прошла к сейфу. Она звенела ключами в замке, и в затихшей на время урока школе этот звон воспринимался так, будто на голову надели кастрюлю и колотили по ней ложками. Порывшись на полке с печатями, завуч вернулась к столу с двумя штампами, но тут же сплюнула, ругнувшись: одна из печатей была не та, – и степенно пошла обратно к сейфу. Ингрид затрясло, теперь ей было не миновать гнева учительницы геометрии. Даже мысль, что сейчас всё закончится, не сильно утешала. «Успокойся, Ингрид, – сказала она себе, – за это воздастся». Такая мысль пришла в её голову неизвестным путём, но сомнений в её правдивости не возникало. «В конце концов, тем, кто прошёл лесом страданий, рано или поздно достаётся что-то хорошее», – решила Ингрид.
Наконец, Парик таки поставила обе печати, ткнула в грудь Ингрид мятым заявлением и гавкнула:
– Катись отсюда.
Ингрид пулей выскочила в коридор – дверь за её спиной закрылась с таким грохотом, что задрожали стёкла в рекреации.
– И эти люди учат меня быть вежливой! – возмущённо произнесла Ингрид, когда смогла перевести дух. Не у кабинета, но всё же слишком громко – наверняка эхо школьных коридоров донесло её слова до Аллы Яковлевны. На урок можно было уже не спешить, потому что опоздаешь ты на пять или семь минут – разницы никакой нет.
Ингрид дошла до кабинета