Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации)
Глава 1
Сила божественных статуй
— Я тебе позже скажу, что я думаю, — Ольга, задержавшись у люка в тех отсек, хитренько улыбнулась. — Давай сначала доберемся до нашей каюты.
— Она здесь, ваше сиятельство! Сразу за люком во второй технический! — с готовностью отозвался мичман Ленский. — Прошу сюда.
Пол под нами вздрогнул, тело налилось незначительной тяжестью. Лязгнули замки выдвижных опор. Я услышал нарастающий вой генераторов вихревого поля. Скоро он перешел в негромкий визг — корвет взлетал, быстро набирая высоту.
— Ранее утро, а у нас уже важные гости! Здравия вам, госпожа Ковалевская… — сказал мужчина в синей форме капитан-лейтенанта. Взгляд карих, внимательных глаз от Ольги перенесся ко мне: — … господин Елецкий, добро пожаловать на борт «Ориса»! Столь уважаемых персон доставим в пункт назначения за два часа пятьдесят минут. Уже легли на расчетный курс. Извиняюсь, не смог встретить вас лично — пришло сообщение с базы.
— А вы… — я с интересом разглядывал невысокого, седоватого висками мужчину, приветствовавшего нас.
— А я еще раз извиняюсь, не представился сразу: капитан-лейтенант военно-воздушного флота Лосев. Он же командир корвета «Орис». Он же виконт Лосев Тихон Семенович. Кстати, Александр Петрович, я хорошо знал вашего отца. Он часто заглядывал в нашу эскадру. Вмесите с инженерами Старцева сделал много полезнейших улучшений для наших виман. А вас помню еще мальчишкой, и я очень рад, что вы пошли по стопам Петра Александровича. Прошу, господа, вот ваша каюта, — проводив нас вперед, Лосев указал на дверь с небольшой табличкой с имперским гербом и двумя буквами жирными буквами «ВГ». Нажав на ручку, виконт открыл дверь и сказал: — Прошу, располагайтесь. Моя каюта слева ровно через дверь от вашей. Если в каюте меня нет, ищите в рубке — она прямо по коридору. Кают-компания тоже рядом, левее. Буду рад видеть вас шесть тридцать к завтраку. И… — его карие внимательные глаза остановились на мне. — Александр Петрович, очень бы хотелось пообщаться с вами по этой хитрой системе «Одиссей». Работает она великолепно, но у меня накопилось много вопросов, большей частью продиктованных любопытством и некоторыми наблюдениями. Кстати, благодаря «Одиссею» наша вимана самая быстра в имперском флоте.
— И, полагаю, во всем мире, — не без удовольствия заметил я, пропуская Ольгу в каюту. — Насколько я знаю, «Одиссей» ставили еще на четыре корвета, фрегаты и крейсер. Разве ни один из этих боевых красавцев не сравнялся с вашим «Орисом»?
— А вот так вышло, что мы по-прежнему самый быстрый корвет. Фрегаты и крейсер — пока там идут технические работы, но и не могут они сравниться с нашим «Орисом», — отозвался Лосев, жестом руки отослав мичмана и следовавшего за ним квартирмейстера. — Вы располагайтесь, я не буду мешать. Если угодно, завтрак можем подать позже. Можно прямо в сюда.
— Нет, нас все устраивает, — я мельком глянул на княгиню, та кивнула, оглядывая небольшую каюту с тесноватой кроватью и диваном, стенами, убранными деревянными панелями, местами с незатейливой резьбой. — Насчет системы «Одиссей» обязательно поговорим, — заверил я любезного командира «Ориса». — Смею заверить, для меня это очень важно и интересно.
Хотя я читал отчеты о тестах боевых виман на моем устройстве сквозного согласования, вникал в них и имел понимание, как работает «Одиссей» в реальных условиях, для меня интереснее сухих справок было мнение пилотов и самого Лосева.
Когда мы остались с Ольгой наедине, я бросил рюкзак возле тумбочки, подошел к иллюминатору, отодвинув шторку, поглядывая на проплывавший внизу поселок и изгиб реки, красной от утреннего солнца. Затем повернулся к Ольге и сказал:
— Ну, говори. Что ты такое хотела сказать про Ленскую?
— Не терпится, да? — Ольга Борисовна, открыла дверь, рядом со шкафом — она вела в санузел.
— Оль, ну говори. Ты же знаешь, мне это важно, — не сводя с нее глаз, я сел в кресло.
— Ой, Елецкий, извини, тебе это, конечно, важно! А я, наверное, неосторожно задела твои чувства! Чувства к другой женщине! Ведь я всего лишь какая-то там твоя невеста!
— Оль… — я вскочил и подошел к ней. — Ну, Оль… — обнял ее, стараясь улыбнуться. — Ты же знаешь, тебя я люблю больше всех. Ты же у меня самая добрая, самая заботливая, самая всепонимающая.
— Да, да! В том-то и дело, что я всепонимающая, всепрощающая, и стерпеть я могу все, лишь бы тебе было хорошо. Такой же ты меня хочешь видеть? — княгиня не сопротивлялась моим ласкам и позволяла себя целовать.
— И еще ты бываешь капризной и вредной, — заметил я, завершая нарисованный Ольгой образ.
— И это моя единственная слабость против сотни твоих! — заметила Ольга. — Хорошо. Если так интересно по Ленской, то расслабься — я не открою тебе никаких новых фактов. Так что ты зря начал слишком волноваться и что-то додумывать. Но поделюсь своим пониманием госпожи актрисы. По моему мнению, для Светы все что происходит вокруг — это игра. Продолжение игры в театре, которой она во многом живет. Знаю, что и к учебе в школе она относилась как к игре. Для нее понимание таких вещей как «надо», «важно», были смазаны или вовсе не существовали. Ленской гораздо важнее другие категории. Например, «мне нравится», «хочу». Понимаешь меня?
— Вполне. Я тоже ее вижу такой, — согласился я, отпустив Ольгу.
— Да ты сам такой, Саш. Вы вообще с ней во многом похожи. Вот теперь мучайся, столкнувшись со своим отражением. Хотя для нее все вокруг игра, к игре она относится очень серьезно, — продолжила Ковалевская. — В моем понимании, она тебя на самом деле любит. Нет в этом ни капли притворства. Но как бы тебе объяснить яснее… Для нее это все равно игра, очень серьезная с самыми настоящими чувствами. Вот как настоящая актриса может вживаться в образ и со всей глубиной переживать происходящее на сцене, так она со всей глубиной переживает свой спектакль отношений с тобой. И все бы хорошо, только есть одна возможная неприятность для тебя: в один день без всяких видимых причин она может решить, что этот спектакль закончился. Закончился лишь
