Оленин, машину!
Глава 1
Автомат хлопает в моих руках. Ни черта не вижу, куда стреляю: впереди только поломанные деревья и кусты торчат. Но знаю: враг там, впереди. Слева и справа раздаются частые одиночные выстрелы. Моя штурмовая группа продвигается к опорнику, охватывая его с трёх сторон. Осторожно двигаюсь вперёд, в любую секунду готовый схлопотать пулю. Надеюсь, броник выдержит прямое попадание из калаша с такого-то расстояния.
Тяжело дышу. Чтобы сюда добраться, пришлось основательно побегать по лесополосе. Приближаемся к опорнику. О том, что он здесь, нетрудно понять по мусору: обрывки бинтов, банки из-под консервов, какие-то пакеты. Выглядит, словно здесь помойка. В земле виднеются норы. Не окопы, не блиндажи. А именно норы, будто тут кроты поселились размером с человека.
— Всё чисто! — слышу по рации.
— Всё тихо. Не стрелять! — приказываю бойцам.
— Выходите на землю! Ложитесь на землю все! — кричит мой заместитель. Он с группой бойцов подобрался ближе всех к позиции врага. А вот, наконец, и его окопы.
— Хотите остаться в живых — ложитесь на землю, оружие сбрасывайте сюда!
Внезапно рядом раздаётся короткая очередь. Матерюсь, но не вижу, кто и почему.
Стрельба прекращается. Подхожу к своим. Пять моих встали рядком, как расстрельная команда. Стволы опущены в окоп.
— Не стрелять! — приказываю снова и кричу тем, кто шевелится в блиндаже. Ну, скорее это просто несколько брёвен, брошенных через окоп. Оттуда медленно выбирается солдат с поднятыми руками. Сначала грязные ладони появляются, затем сам.
— Выходите, ложитесь на землю! — приказываю.
— Выходим, ложимся на землю, вашу мать! — орёт мой зам.
Приближаюсь. Вижу: в окопе неподалёку ещё двое. Один лежит, на спине у него «муха». Руки выставил перед собой, растопырив пальцы. Второй медленно кладёт автомат рядом.
— Давай сюда! — кричу ему. — Вытащи сюда!
Прислушиваюсь: неподалёку похлопывают выстрелы.
— Ты один? — кричу отдавшему автомат. Он сидит в какой-то яме, присыпанной сверху ветками, и кажется, что там может быть кто-то ещё.
— Да.
— Останься с ними, — приказываю бойцу из своего отряда. Сам спрыгиваю в окоп. Иду дальше. Новая нора.
— Здесь кто есть? — спрашиваю.
Тишина в ответ.
— Пожалеем! Пожалеем, говорю! Не ссыте, выходите, никто вас не обидит! — это я тем, что остались позади.
Дальше по окопу не пройти — обвалился наполовину. Поворачиваюсь к пленному:
— Слушай! Куда они побежали все? Туда? По дороге?
Он отвечает, — слышно плохо на фоне выстрелов, но это наши бьют скорее для острастки, чтобы отступившие поняли: сюда лучше не возвращаться. Приходится подойти к нему, присесть.
— Ну, они просто убежали. Кинули позицию, — говорит чумазый солдат. Хотя чего там. Мы все тут выглядим, как черти из ада.
— Ладно. Держи их на прицеле, — говорю своему бойцу и двигаюсь дальше.
Неподалёку шлёпается мина. Пригибаюсь, слушая, как по шлему шлёпаются куски земли.
— Передай по рации, что всё уже! — ору одному из своих и добавляю крепкое выражение. Иначе арта так и будет долбить по этой позиции, нас накроет.
Медленно иду по окопу дальше. Осторожненько, неспеша. Внимательно смотрю под ноги. Кое-где в грязи даже мины валяются. Целые, между прочим. Видать, расколбасило взрывом ящик, вот они и высыпались, а поднимать некому. Слева вижу ещё один блиндаж.
— Есть кто, выходи? Живой есть кто? Выходи, не тронем! — кричу туда, чуть выглядывая из-за угла. Внутри шевеление. — Давай, выходи! Не ссы, не тронем. Обещаю! Подними руки, вылазь давай!
Передо мной появляется солдат. Руки подняты, на голове шлем. Явно иностранный.
— Ты один там?
— Да.
— Ложись здесь, — показываю перед собой. Ну, лечь-то он не сможет — узко, присел с поднятыми руками, положил ладони на стенку окопа. Нет, мимо тогда не пройти. Приказываю лечь в проход, ведущий к блиндажу. Он быстренько ползёт туда, тут же кричу:
— Оружие вытащи! — как-то я про него забыл.
— Нема у меня оружия, — говорит солдат, брякнувшись на живот и приподняв голову и ладони.
— Чем ты стрелял?
— Оно там, — махнул рукой неопределённо в сторону.
— Лежи здесь спокойно, — бросаю ему. Надо двигаться дальше. Этот опорник врага наш, а сколько их ещё рядом? С дронов заметили порядка трёх-четырёх. Моей штурмовой группе до конца светового дня надо бы ещё хоть один зачистить. Потом вернёмся к своим.
В этот момент над головой вдруг стал нарастать грохот. Это авиация. Тут правило просто: если ты его слышишь, значит, он уже улетел.
— Ложии-и-и-ись! — чей-то истошный вопль. Падаю на дно окопа, закрывая голову руками. Раздаётся мощный удар, словно по земле огромный молот бахнул. Меня аж подбрасывает. В следующую секунду яркая вспышка…
* * *
Я открыл глаза и сразу почувствовал, что что-то не так. Вокруг меня был полумрак, свет проникал через маленькие щели в стенах, воздух насыщен запахом сырости и земли. Первое, что ощутил — это холод и жёсткость деревянного настила подо мной. Попытался сесть, но тело протестовало: мышцы ныли, а голова гудела. Пришлось себя заставить. Осмотрелся. Ни царапины. Чудо, что ли, приключилось? Помню же, как летуны нас обрадовали ФАБами. Сотками, кажется.
Оглянувшись, я понял, что нахожусь в каком-то помещении, похожем на сарай. Хотя нет, это же… блиндаж, что ли? Вроде бы похож на наш, то есть моего штурмового отряда, только этот какой-то другой. Ни одной знакомой вещи. Другие есть, а современных — ни одной. Может, меня к медикам оттащили? Но нет, тогда бы уж я в медицинской «мотолыге» сейчас трясся. Или уже в палатке лежал.
Странный блиндаж какой-то. Я такие в кино видел про Великую Отечественную. Узкое пространство, стены которого сделаны из грубо сколоченных досок, прикрытых мешковиной, защищающей от земляной пыли. В углу тускло светила лампа из артиллерийской гильзы со сплющенным наконечником, её мерцающий свет бросал дрожащие тени на стены. Я вдохнул запах керосина, смешанный с «ароматами» крепкого мужского пота, табачного дыма и какой-то кислятины. Вдоль одной из стен стояла скамья. На столе в центре лежала газета крупным названием — «Суворовский натиск», стояли несколько видавших виды кружек.
Поначалу мне показалось, что это сон. Очень странный и неприятный. Я попытался ущипнуть себя, но боль была слишком реальной. Посмотрел на руки и
