Джеймс Вернон
Далекие чужие. Как Великобритания стала современной
Посвящается Альфу
Серия «Современная европеистика» = «Contemporary European Studies»
James Vernon
Distant Strangers
How Britain Became Modern
UNIVERSITY OF CALIFORNIA PRESS
Berkeley / Los Angeles / London
2014
Перевод с английского Елисаветы Волковой
© Vernon, James, 1965
© University of California Press, 2014
© Е. Волкова, перевод с английского, 2023
© Academic Studies Press, 2024
© Оформление и макет. ООО «Библиороссика», 2024
Предисловие
Книга посвящена исследованию величайшей трансформации в истории, вероятно, не только последних трех столетий, но и всех времен. В представленной работе непосредственно ставится вопрос о том, каким образом шел процесс осовременивания, рассматривается характер современной жизни, зачастую именуемый «модерность». В ней наглядно показано возникновение принципиально нового и во многом оригинального современного социального положения Великобритании, формировавшегося с середины XVIII и до конца XIX века. Быстрое увеличение численности населения и его растущая территориальная мобильность создали общество чужих друг другу людей – общество чужаков. Это породило ряд проблем в экономической, политической и социальной сферах общественной жизни. Старые формы власти, общественных объединений и торговли, основанные на личных отношениях, постепенно становились непригодными или даже невозможными. Их постепенно вытесняли все более бюрократизированные формы экономического, социального и политического взаимодействия между людьми, далекими друг от друга. Однако для современного мира это не было разочарованием, поскольку бюрократические системы стали катализатором для возрождения индивидуального начала человеческой личности. Таким образом, современное состояние – это не просто новый опыт жизни в обществе чужаков. Это диалектический процесс, в ходе которого появляются новые формы власти, влияния и взаимообмена.
Есть все основания полагать, что Великобритания была первой страной, которая претерпела колоссальную трансформацию и стала современной. Однако меня интересует не столько то, была ли Великобритания первым современным обществом или создала современный мир (как утверждается в названиях бесчисленного количества книг и университетских курсов), сколько то, применимо ли наше понимание современности к другим странам и обществам. За последние несколько десятилетий историки и социологи пришли к выводу, что каждое общество может стать современным по-своему и потенциально существует бесконечное число альтернативных опытов современности, имеющих значение и аналитическую ценность. Поэтому настоящая цель данной книги и основная причина, по которой она может представлять интерес для людей, не увлеченных Великобританией, заключается в попытке показать, что если категория современности вообще может быть аналитически полезной, то она должна отражать единое состояние или процесс, который в той или иной степени актуален для каждого общества.
Мои аргументы настолько непопулярны, что для начала я должен объяснить, почему их выдвигаю. В последние несколько лет историки старались привлечь общественное внимание к историческим процессам, популяризировать науку, показывая, как мало чего-либо оригинального происходит. Безусловно, мы сделали историю более демократичной за счет того, что сделали ее по-настоящему глобальной, включающей в себя все больше людей, животных и даже вещей. Однако наши объяснения исторических изменений стали настолько сложными, что мы рискуем сделать историю решительно бессобытийной. Нигде это не проявляется так явно, как в истории Европы. С конца XIX века для осмысления прошлого Европы возникла современная историческая дисциплина, которая смогла сформулировать четкое повествование о становлении современного мира (в Соединенных Штатах это явление иногда называют подъемом Западной цивилизации). История была пронизана рядом основополагающих и, безусловно, преобразующих событий, таких как Ренессанс, Реформация, эпоха Просвещения, Промышленная революция и становление национальных государств. По мере того как в историках росла подозрительность к описанному нарративу, они начинали с большим интересом относиться к людям, которые оказались исключены из исторического процесса. Все некогда основополагающие события отныне рассматриваются как сложнотрактуемые исторические явления. Они изображаются не как трансформирующие, а как являющиеся результатом длительных и неравномерных изменений, охватывающих длительные временные и географические промежутки. Старая история одной безумной революционной трансформации за другой уступила место более скромной истории преемственности и неопределенности.
Поскольку в последнее время Великобритания часто занимала мифологическое место в качестве родины Промышленной революции, она стала важным историографическим полем боя. Первые признаки надвигающейся бури появились в 1930-х годах, когда в книге Селлара и Йетмана [Sellar, Yeatman 1930] пародировалась высокопарная версия британской истории «с барабанами и трубами», которую преподавали в школах, а в объемной работе Дж. Х. Клэпхэма [Clapham 1927] ставились под сомнение быстрота и масштаб британской промышленной революции. Тучи разошлись после Второй мировой войны, когда американская теория модернизации начала прославлять процесс, который она изобразила как почти чудесное сочетание быстрой индустриализации Великобритании с относительной политической и социальной стабильностью. К 1970-м годам лишь немногие историки соглашались с такой точкой зрения, вместо этого зачастую подчеркивали масштабы социальных и политических конфликтов перед лицом упрямства традиционного режима – ancient regime — Великобритании и, как следствие, задержку необходимых преобразований – longue duree. Модели большого взрыва перемен уступили место событиям, характеризующимся затяжным и неоправданным скулением. По мнению некоторых, Великобритания не только не создала современный мир, но и никогда не была современной.
Разумеется, в происходящем была своя политика. В 1960-е и 1970-е годы троп «упадка» использовался в разных контекстах, чтобы лучше осмыслить потерю Великобританией империи, перестройку ее экономики в условиях растущей мировой конкуренции, очевидный распад национального государства с ростом ирландского, шотландского и валлийского национализма, рост мультикультурализма в стране с увеличивающимся расовым и религиозным разнообразием, а также приближающийся крах морального и промышленного порядка. Политики правого толка, напрямую связанные с ростом явления, известного как тэтчеризм, видели ревизионистские академические истории, которые преуменьшали роль Великобритании в становлении современного мира, как часть культурного упадка, который необходимо остановить, чтобы страна стала великой снова. Этот спор между якобы левыми историками-ревизионистами и правыми, стремящимися вернуть Великобритании и ее истории былую славу, разгорелся в 1988 году во время правления Маргарет Тэтчер. В этот период, во время второго правительственного срока Тэтчер, был разработан новый национальный учебный план для преподавания истории в школах. Недавно эта проблема вспыхнула в очередной раз, поскольку новое правительство, возглавляемое консерваторами, в очередной раз пообещало исправить ситуацию, когда дети покидают школу, явно не зная того, что министр образования М. Э. Гоув назвал «одной из самых вдохновляющих историй нашего Соединенного Королевства». Желая вернуть нацию к нарративу (пусть и без барабанов и труб) и полагая, что те, кто преподает историю в школах и университетах, сбились с пути, он привлек популистских телевизионных деятелей к
