Серый Дол
Глава 1: Тьма и Туман
« Верь или нет - тебе решать,
Но я обязан рассказать.
Там, в чаще леса, в глубине,
Жив ё т ночной народ во тьме.
Они не люди и не звери.
Скорей запри все свои двери,
Ведь в небе лик явил Рунон,
Путь через лес укажет он.
Скрываясь в зарослях теней,
Вед ё т охоту на людей,
Ночной народ, и в эту ночь ,
Поймав, тебя утащат прочь,
В свою обитель, в сердце тьмы,
И там навеки сгинешь ты.
Я был обязан рассказать,
Верь или нет - тебе решать. »
Волхаринская народная песня
Ночь сползала с горных склонов, словно жидкость. Стекала вниз вязкой волной, по мере того, как последние лучи умирающего дня скрывались за горизонтом на западе. Укрывая заснеженные каменные уступы и пики пушистых елей, ночь спускалась в долину, а вместе с ней наползал бледный туман, а вместе с ним... в долину пришло нечто ещё. Прячущееся в тенях, скользящее едва уловимой тенью в тумане, сверкая жёлтыми глазами, для которых ночной мрак не представлял преграды, раздувая ноздри и капая слюной из пасти, в предвкушении аромата тёплой крови и неистовом желании как можно скорее впиться зубами в кусок свежего мяса, оно выбралось из тьмы басен и мифов, в которых таилось многие годы, и явило себя засыпающему краю, жители которого ещё не ведали о том, что их ждёт.
Первым это нечто почуяли не люди, а звери - жители имения Сайна Готхола. Заблеяли овцы. Поспрыгивали со своих насестов куры, и стали носиться кругами по курятнику, хлопая крыльями. Протяжно замычала единственная корова. Заржали лошади, вставая на дыбы и лупя копытами по стенам конюшни. Зашлись истошным лаем два пастушьих пса, - старик Лохмач и бойкий молодой Клыкастый, - которых на ночь запирали в вольере, рядом с хлевом.
Илия, старшая из дочерей Сайна, четырнадцати лет от роду, проснулась и тут же села на кровати, откинув пуховое одеяло, и опустив ноги на дощатый пол. Комнату, где она спала, наполнял густой мрак, но в печи, стоящей в углу, ещё слышалось потрескивание пламени, и помещение было наполнено теплом, значит огонь прогореть не успел, а следовательно, как быстро расценила Илия, ночь только началась.
Трёх её сестёр, спящих на соседних кроватях, тоже разбудил этот невероятный шум, неожиданно ворвавшийся в звенящую тишину ночи. Илия увидела их силуэты, один за другим поднимающиеся на своих пастелях.
- В чём дело? - захныкала четырёхлетняя Риза, которой тут же передался панических страх, сквозящий в мычании, ржании, лае и блеянии животных. - Почему они так кричат?!
- Тихо, тихо милая, - Илия кинулась к пастели сестрёнки, опустилась рядом с ней на колени и прижала голову девочки к груди, чувствуя, как колотится её собственное сердце, сжимаемое ужасом, основания которому она найти пока не могла.
- Где маменька...? - истерика Ризы только набирала силу. - Я хочу к ней! Я хочу к маменьке с папенькой!
- Тихо, милая... шшш... - успокаивала Илия сестру, отчётливо ощущая как паника и страх в её сознании всё растут и ширятся, и постаралась, усилием воли, преодолеть их, не дать захватить себя, ведь она была старшей, и не пристало ей сжиматься от страха на глазах сестёр. Успокаивая Ризу, она словно успокаивала и саму себя:
