13 октября
Ты снишься мне.
Почти каждую ночь с тех пор, как это началось.
Что бы ты подумала, если бы узнала?
О том, что я делаю.
Вероятно, ты подумала бы обо мне плохо.
Ты умоляла бы меня остановиться.
Ты была лучше меня.
Но прошлой ночью ты просила спасти тебя.
Спасти вас обоих.
У меня не получилось.
Даже во сне.
Поэтому я делаю то, что в моих силах.
Я собираюсь сделать это снова.
Вечером.
Номер пять.
Клара Вальгрен
* * *
Начало октября ознаменовалось приходом зимы.
Это был особенный год, запоминающийся. Весна не желала наступать всерьез до самого конца мая. Снег ложился и на белые шапочки студентов во время традиционного многолюдного празднества на Вальпургиеву ночь[1], и на редких участников первомайского шествия днем позже. Лето заставило ждать себя до конца июня, лишь через неделю после праздника Мидсоммар[2] температура впервые преодолела двадцатиградусную отметку. С другой стороны, тепло продержалось аж до середины сентября.
Потом как будто бы не было никакой осени.
Восьмого октября пришла зима. Толстый белый слой инея предстал на обозрение жителей Уппсалы, когда они поутру стали выглядывать в окна. Неполные четыре месяца без снега прибавили аргументов климатическим диссидентам.
– Сдается мне, на Земле не становится жарче.
«Твоего мнения никто не спрашивал», – хотелось Кларе ответить всякий раз, как она слышала эту фразу, и наблюдала самодовольную гримаску, которая, как правило, появлялась на лице оратора.
Изменения климата происходили на самом деле. Три года изучения экологии в Лунде и магистерский экзамен по специальности «Устойчивое развитие» дома в Уппсале вселили в Клару уверенность в этом. Годы исследований по всему миру привели к четким выводам, вне зависимости от того, как это все выглядело при взгляде из кухонного окна октябрьским утром.
«Было, однако, довольно прохладно», – признала Клара, на ходу застегивая чересчур легкое пальто, когда в начале десятого выходила из здания, в котором проходили курсы. Она, по своему обыкновению, дождалась ухода последнего из слушателей, привела все в порядок и только потом ушла сама.
Обивка и ремонт мебели.
С 18.30 до 20.30, с 15 сентября.
Девять тематических занятий.
Сегодня они встречались в пятый раз. Клара радовалась успехам учеников. Ей нравилось вести эти курсы.
Вот уже четвертый год подряд.
Она на всякий случай еще раз проверила, заперта ли дверь, прежде чем быстрым шагом направиться вниз по улице Огатан. Услышав звонок мобильника, она взяла трубку и ответила с удивленной улыбкой:
– Привет, гномик, не спишь?
– Когда ты будешь дома? – раздался усталый голосок Виктора. Она представила себе, как он сидит на диване в своей пижаме с Человеком-пауком, зубы вычищены, волосы взлохмачены, глаза слипаются.
– Я уже иду к машине, так что через пятнадцать – двадцать минут. Что-то случилось?
– Рана.
На прошлой неделе сын принимал участие в школьных соревнованиях по ориентированию, еще до снега. В лесу набрел на какой-то ржавый металлолом и пропорол себе икру. В итоге пять швов. Повязку нужно менять каждый вечер.
– А папа не может тебе помочь?
– Лучше ты.
Клара вздохнула про себя. Всегда приятно быть нужной и важной, но… Они с Заком разделили декретный отпуск, и все время, пока сын подрастал, Зак был более или менее рядом, однако когда дело касалось… чего-то насущного, Виктор предпочитал обращаться к маме. Она замечала, что Зака коробит это вечное пребывание на вторых ролях.
– Но я же сейчас не дома, а тебе пора спать, – сделала она робкую попытку, сворачивая на Онгкварнсгатан.
– А как же рана?
– Пусть папа ее обработает, а потом ложись. Если ты еще не будешь спать, а с раной что-то окажется не так, я ею займусь, когда приду.
Предложение было встречено молчанием, как будто восьмилетний ребенок пытался вычислить, не обманули ли его каким-то образом.
– Так и поступим? – поинтересовалась Клара.
– Ладно…
– Отлично! Целую тебя. До встречи утром!
Она нажала на сброс и вернула телефон в карман. Руку из кармана не вынула. Было на самом деле холодно.
Правильно ли она поступила?
Если Виктор не будет спать, когда она вернется, и она сменит ему повязку, не будет ли это означать, что она считает Зака неспособным выполнить эту задачу так же хорошо, как она? Не нужно ли было настоять на своем? Сказать, что повязку сменит папа, а потом Виктор должен идти спать? Точка.
Не давать права выбора. Отказаться менять повязку.
Определенно.
В лучшем случае Виктор уже будет спать, когда она придет домой, и проблема решится сама собой, – рассуждала Клара, приближаясь к стоянке.
На квадратной шестиместной парковке два места были зарезервированы за Ассоциацией Содействия Обучению. К этому времени единственным оставшимся на парковке автомобилем был принадлежавший Кларе голубой Поло в дальнем углу.
Клара остановилась.
Было темно.
Темнее обычного.
Здания вокруг парковки стояли сплошь офисные, либо принадлежали различным организациям, поэтому в такой час в окнах было уже темно. Ничего необычного, но сейчас, к тому же, оказались выключены оба наружных светильника на фасаде. Клара не знала, где искать тумблер, но подумала, что кто-то, должно быть, выключил их по ошибке.
То, что это не ошибка, стало ясно Кларе уже на полпути к авто, когда глаза немного привыкли к темноте. На асфальте возле парковочного барьера, ближайшего к ее Поло, валялись осколки стекла.
Светильники кто-то разбил.
Или они сами упали и разбились об асфальт? Нет, разбиты обе лампы, значит, кто-то позаботился об этом специально. Несмотря на то, что Клара все еще мысленно причисляла себя к молодежи, у нее промелькнула мысль, что виной всему подростки. Может быть, это был самый приемлемый вывод. Что вандализм и прочее выходящее за пределы нормы поведение должно свидетельствовать об определенной ограниченности. Повсеместно происходящие в обществе процессы все яснее указывали на этот факт.
