Саша Ангел
Подстрочный человек
Сдвиг
Никто не знает в чём дело — но его тектонические плиты в голове пришли в движение. Возможно, несоответствие поверхностных историй с внутренней магмой сознания было этому причиной, но это произошло.
Давя друг на друга с невероятной силой, они заставляли мысленные потоки температурой в несколько тысяч градусов, выплёскиваться наружу — сжигая все компромиссы, воздушные построения милых историй, не претендующих на большую серьёзность. Но подстрочный человек не был готов к этому, а потому единственное, что он сделал, так это спрятался в подстрочное бомбоубежище, в котором ему ничего не грозило.
Его затылок ломился от персонажей, что пытались сбежать с его поверхности, думая, что началась какая-то бомбардировка и им несдобровать.
— Скорее, — закричала тряпичная кукла мэра городка, в котором всегда было ровно 97 жителей.
УБЕЖИЩЕ — табличка красовалась возле одного из домов, направляя всех под землю.
Но дверь была заперта1.
Булыжники
Жалобы потянулись длинной вереницей во все властные органы.
Проблема заключалась в том, что на всех дорогах появились бугорки, что начали расти с удивительной скоростью. Автомобилисты первыми забили тревогу, а движение в городе застопорилось. Только пешеходы чувствовали себя вольготно.
Сначала все подумали, что это колебания почвы или какие-то быстрорастущие деревья, что пробиваются сквозь асфальт. Быстро собралась комиссия, которая вскрыла один участок дороги и обнаружила только булыжники — словно остатки старого города, который по неизвестной причине стал самовосстанавливаться.
— Убрать всё, и поскорее сделайте тоже самое с основными улицами, — прозвучал властный приказ мэра.
Булыжники вывезли в поле, где и оставили — постепенно город очистился от них, и проблема была решена.
Но нет, спустя неделю бугорки появились вновь. Несколько раз власти перекапывали всё, но вскоре финансирование прекратилось, и проблему пустили на самотёк.
Камни то тут, то там прорвались наружу и стали расти дальше — постепенно стало ясно, что какие строения появляются на месте современного города. Давление перемен рушило постройки, заставляя жителей покидать дома и переезжать в другие места.
Всё пришло в запустение, гигантские стены и поныне продолжают увеличиваться — никто не осмеливается проникнуть в город, от которого постоянно исходит скрежет и звон, словно внутри него идёт активная работа.
Но что возникает там?
Забывчивость
В дверь постучали.
Чьи-то настойчивые пальцы-конкистадоры покоряли её. Странно, я ведь всегда думал, что она самая обычная.
Приоткрыв, я увидел молодую женщину, которая держала что-то на руках. Было видно, что ей тяжело удерживать это, а потому последовала быстрая реплика на выдохе:
— Вы остались у меня на несколько лет, убирайтесь, — слова спустились до меня воздушным шаром.
— Простите что?
— Оставили своё тело, — и, не выдержав тяжести, свалила «меня» в кучу у порога.
Так происходит не в первый раз — я вечно забываю себя где попало.
Моё тело провалялось столько лет в транспорте, курсируя по разнообразным маршрутам, оставаясь ненадолго в том или ином городе. Где-то, думаю, даже плывёт паром, на котором я застрял уже больше десяти лет.
Хорошо, что на этот раз меня вернули.
— Спасибо, — отвечает одиночный выстрел моего голоса, и беседа заканчивается.
Огневая точка
Утром раздались выстрелы, разбудившие всех жителей города.
Огонь был такой плотности, что даже неискушённые гражданские поняли, что это стреляют из пулемёта.
Паника закупорила людей по домам, и никто даже не осмелился подойти к окнам — а в это время звонки наполнили невидимое пространство призывами о помощи.
Молчаливые люди с оружием в руках стали стягиваться к центру города, где и завязался бой.
Вооружившись, как следует и, натянув маски, бойцы-стоматологи двинулись осторожно вдоль зданий — чтобы их не подстрелили ненароком.
Противник, застрявший маленьким чёрным окопом на идеальной поверхности эмали, стрелял длинными очередями.
Пули попадали во всё, что его окружало, и крушили прекрасные улочки.
— К нему не подобраться, лучше не рисковать, — заметили по внутренней связи.
Через несколько мучительных и страшных для города мгновений с неба упала точечная ракета анестезии — покрыв улицы густым туманом.
— Вперёд! — коротко прозвучал приказ, и стоматологи в масках ринулись к утихшему пулемётчику-кариесу.
— Вот видите, совсем не так страшно, как вы себе представляли, — мягко проговорил доктор.
Плевок
Тук, тук, тук — дедушка простукивал арбузную голову на предмет спелости идей.
— Если звук глухой, значит, всё хорошо — можно попробовать! — учил он своих внуков простому искусству поиска вдохновения.
Дети, не моргая, смотрели на него, слова житейской мудрости пропадали в тёмных глазах, которые словно чёрные дыры, воздействовали не только на пространство, но и на время.
Так, дедушка чувствовал, что оно движется для всех них по-разному, и ему остаётся только передать один-единственный секрет — прежде чем его жизнь завершится.
— Когда доберётесь до мякоти, смотрите за переливами цвета, самые интересные косточки будут там, где эти переливы гармоничнее. Вы научитесь, пусть и не сразу, это делать! — проговорил он.
Мальчик и девочка, стали пробовать арбузную голову вдохновения, и им так понравилось, что они заулыбались и благодарно посмотрели на дедушку.
— Но помните, лучше вам не глотать слишком много идей за раз, пробуйте вдохновение постепенно, обещайте мне, — добавил он.
Два кивка прозвучали в тишине.
«Конечно, они меня не послушают», — подумал дедушка, впрочем, нисколько не разозлившись.
Всё, что могло мешать
На другом конце земного шара в ночном небе видно звездопад.
А тот, кто больше всего хотел посмотреть на яркие вспышки на небосводе, лежит в квартире, далеко от этих мест. У него сейчас середина дня и одежда света налипла на его тело.
Он знает, что, даже если взбунтуется сейчас и разорвёт всё на себе, уничтожит нелепые бетонные ткани вокруг, вырвется прочь и взлетит — солнечный свет не даст ему ничего увидеть.
Конечно, уже завтра можно будет посмотреть запись — но это будет тенью того события.
Поёжившись, он отвернулся от окна, чтобы не видеть, как его мечта рассыпается будним днём.
Долгая мысленная зима
После катастрофы прошло несколько часов — практически период полураспада мысленных осколков.
Выжили немногие, да и те, совершенно изменились.
Многорукие путники, закутанные в рукописи, искали под обломками стройные, логичные теории и концепции, но находили только всякий мусор, вроде погнутых велосипедных рам.
Небо из привычного синего стало разлинованной сеткой, такой ровной, что это могло
