Егор Петрович Ковалевский
Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)
© ООО «ПРИЯТНАЯ КОМПАНИЯ», 2018
* * *
От издателя
Книга «Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)» вышла в 1866 году и вызвала широкий отклик у публики вопреки предсказаниям князя П.А.Вяземского (см. Приложение к настоящему тому), что книга «не будет иметь всенародной гласности, какой-нибудь журнальной статьи».
Почему и когда Егор Петрович решил написать очерк о Д.Н. Блудове, доподлинно нам не известно, возможно, смерть Дмитрия Николаевича в 1864 году и общение с его дочерью, фрейлиной Антониной Блудовой, желавшей сохранить память об отце, которых Егор Петрович близко знал, натолкнули на эту мысль, но получилась не биография Блудова, а, по меткому выражению «Русского вестника» [3], – портрет, вставленный в очерк царствования императора Александра I.
Так получилось, что вычиткой книги о Блудове мы занимались в Питере, в юбилейный для книги год – 2016, сняв комнату в Коммуналке на Фонтанке. С удивлением обнаружили, что живем рядом с домом, в котором, согласно Адресной книге за 1867-68 гг. [1], жил Егор Петрович. Дом был слева от нас, если смотреть на Фонтанку, а справа – дом декабриста Николая Ивановича Тургенева (с надписью на мемориальной доске: «Здесь на квартире декабриста Николая Ивановича Тургенева в 1819–1824 годах проходили совещания тайных декабристских обществ»), с которым Егор Петрович полемизировал на страницах своей книги, решившись выступить адвокатом, уже по образному выражению «Отечественных записок» [2], в защиту Блудова, который был делопроизводителем Следственной комиссии по делу 14 декабря и подписал обвинительный доклад по итогам этого дела, чем вызвал негодование Тургенева, а за несколько лет до этих событий, по некоторым источникам, бывал в этом доме и вообще был хорошо знаком с Тургеневым по Арзамасскому обществу. Из окон дома, где жил Тургенев, можно увидеть Инженерный замок с его сложной архитектурой и такой же сложной историей, именно с него, где был убит Павел I, и начинается история царствования Александра Павловича. И почему-то становится понятным желание Егора Петровича распутать клубок сложных причинно-следственных связей событий и влияния на них характера самодержца, которые были исходной точкой всех перемен в 60-е 19 века, в то время, когда задумывалась и писалась эта книга, – невероятно долгожданной и неизбежной отмены крепостного права и постреформенных потрясений.
Выход этого тома[1] мы приурочили к памятной дате – 150 лет со дня смерти Егора Петровича, и выражаем искреннюю благодарность всем, кто способствовал этому:
Министерству иностранных дел Российской Федерации за поддержку проекта, Начальнику Архива внешней политики Российской империи Поповой Ирине Владимировне и сотрудникам Архива Волковой Ольге Юрьевне и Руденко Алле Владимировне за внимание и неоценимую помощь; коллективу Протопоповского УВК Дергачевского районного совета в лице учителя русского языка и литературы, завуча школы Худолей Светланы Владимировны, учителя украинского языка, краеведа Остапчук Надежды Федоровны, а также Мельниковой Людмилы Григорьевны, которой, к глубокому сожалению, уже нет среди нас, за большую организационную и научную работу по увековечиванию памяти писателя на его родине – в селе Ярошивка Харьковской̆ области. Отдельная благодарность нашему другу Pascal Mourlhou за терпеливые разъяснения значений французских фраз из собрания Д.Н. Блудова.
Библиографический список:
1. Всеобщая адресная книга С.-Петербурга, с Васильевским островом, Петербургскою и Выборгскою сторонами и Охтою: в 5 отд-ниях. – СПб.: Гоппе и Корнфельд, 1867–1868.
2. Отечественные записки. – СПб., 1871. – Т. CXCV. – Современное обозрение. – С. 92–97.
3. П.Щ. // Русский вестник (Издаваемый М.Катковым). – М. Типография университета, 1867. – Т. 67. – Библиографические заметки. – С. 861–866.
Фото. Вид на дом № 26, в котором жил Егор Петрович, со стороны Фонтанки. Октябрь, 2016.
Введение
«Homo sum, humani nihil a me alienum puto”. Terentius[2]
Санкт-Петербург 1866 г.
Приступив к жизнеописанию графа Блудова, я вскоре убедился, что изображение лица, каково бы ни было его значение, взятого отдельно, вне общества, в котором оно действовало, вне условий, убеждений, увлечений его среды, наконец, вне тех людей, с которыми оно приходило в соприкосновение, – такое изображение останется всегда бледным, безжизненным, неполным, будет походить более на тень без образа и выражения, чем на живое лицо. Но если время и общество доставляют необходимый материал для обрисования известной личности, то и биография ее во многом дополняет описание самого общества, особенно если это такая личность, как граф Блудов, которого всесторонняя деятельность обнимала собой более полувека, а необыкновенная его память служила важным пособием к уразумению многих событий.
Трудность работы, предпринятой по предначертанному нами плану, представилась при самом начале. Мы беспрестанно встречались с такими событиями, которых причины остаются вовсе неизвестными, да и самое одностороннее упоминание о них, в каком-нибудь акте, кажется темным, сомнительным; напрасно стали бы рыться в старых записках и книгах, чтобы проследить их, напрасно обращались бы к частным архивам лиц, которых семейства были причастны к событию: нам присылали иногда кучу хлама, но из него можно было извлечь разве одну строчку и то не прямо относящуюся к делу, а только подстрекающую на дальнейшие поиски, большей частью бесплодные; напрасно, наконец, вы обратитесь к оставшимся в живых действователям прежнего времени: если их двое, то непременно одному помнится, что это было так, а другому кажется, что это было иначе! Блажен, кто в таких обстоятельствах, не доискиваясь истины, обходит ее благоразумным молчанием. У нас очень мало частных записок (Mémoires), и те большей частью не изданы и рассеяны. Я должен упомянуть хотя о главнейших из них как для того, чтобы дать возможность читателю поверить мои сведения, так и для того, чтобы облегчить работу дальнейшим деятелям, занимающимся обработкой материалов царствования Императора Александра Павловича.
Архивы Государственный и Министерства Иностранных Дел представляют главный источник таких сведений. Подлинные письма, документы, официальные записки, наконец, донесения наших и иностранных министров служат драгоценными материалами. Заметим, что наши писатели обращали мало внимания на последние, между тем как в них находятся важные указания. В корпусе дипломатическом, без сомнения, всегда найдется выдающаяся, личность, которой суждения, предположения, сведения, иногда, может быть, не верные, но направленные с другой исходной точки, служат важным пособием для поверки событий. Стройный порядок, в каком находится один из этих архивов и к чему стремится другой, и просвещенное содействие его ближайших начальников много облегчают работу. Здесь же
