Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
Никита Демидов
Туша
I
Пришел в себя я в пустой комнате, с наглухо, как казалось, заколоченными окнами, настолько темно было кругом. Откуда-то доносились человеческие стоны, но откуда именно, я не знал, потому как не в силах был пошевелиться. Тело мое будто бы принадлежало кому-то другому, человеку верно спящему или уже умершему, настолько мертвенной была непокорность этих рук и ног. А звуки человеческих страданий все лились мне в уши с настойчивостью механизма, зарождаясь и угасая через одинаковые интервалы времени, не меняя ни тональности своей, ни даже какого-то заключенного в этих стенаниях послания. Отовсюду веяло какой-то болезненностью: от потолка, покрывшегося пылью, от стен с выцветшими обоями, от этого неизвестного, умирающего где-то по близости. В одно мгновение я даже решил, что эти звуки скорее всего вызваны сквозняком. Гуляющий по квартире ветер раскачивал какую-нибудь свисающую с потолка железку, а моё расстроенное воображение приняло скрип за стоны. Но нет, это было совершенно не так, в этой темной комнате было до тошноты душно и жарко. А значит то стонал человек, но кто он? и как здесь оказался?
Но я кажется совершенно все запутаю, говоря о пробуждении, и умалчивая о самом сне. И так как повествованию этому нужен некоторый порядок, я хотел бы начать с периода, который предшествовал моему пробуждению.
Тяжело описать то состояние, в котором я находился неопределенное количество времени, и которое верно могло бы продлиться до самой моей физической смерти (потому как духовно я давным-давно умер) не будь во мне чего-то такого, что этому помешало. А, впрочем, в действительности оставалось лишь погаснуть последней искре — моему мозгу, еще функционирующему, но уже погибающему. Даже перевести взгляд с одного предмета на другой было непосильной задачей. До слуха моего доходили какие-то звуки, но я ничего не мог бы подумать об них, потому как думать было нечем, ни единого человеческого слова я не знал. Первым, что я увидел был потолок, но, что такое этот самый потолок с непривычки? Тут и испугаться можно, да еще и стонет кто-то, а вдруг это он? и не стонет может, а рычит, предупреждает о броске? Но мой парализованный мозг верно и этого воспроизвести не мог, во мне лишь, что-то клокотало. Вглядываясь в окружавший меня туман, вслушиваясь, я будто бы что-то припоминал. Я знал, знал, что это за предметы, и сверх того верно о многом знал, но как же вспомнить?
Если младенцы были бы способны говорить еще в чреве матерей своих, то им лучше моего удалось бы передать то, что я испытал, вспомнив вдруг слова. Я будто бы заново родился, и истошно, как в припадке, стал болтать с самим собой. Как же отрадно было слушать звуки собственного голоса. Я не узнавал его, казалось и не слышал никогда раньше, но точно знал, что он принадлежит мне. Я кричал, и плакал от радости, хохотал, перемежая проклятия с восхвалениями в адрес ни бог весть какого существа, вернувшего мне дар речи. Вместе с этим, мысли, блуждавшие до этого, чем-то неопределенным и даже инородным в мозгу моем, вдруг обрели форму. Я понял, что слышу стон и не знаю кому он принадлежит, потому как не могу и рукой пошевелить. Я осознал, что тело, принадлежащие мне не более чем омертвелая масса мышц и костей, и на смену радости пришли страх и отчаяние. По мере того, как ужас во мне все нарастал, стоны становились все громче.
Кто здесь? Кто здесь?! — кричал я словно в бреду, но ответом были лишь доносившиеся неизвестно откуда стенания.
Господи, да что же это такое со мной происходит? — спрашивал я самого себя, но ничего не мог сказать. Да и кто я? Что я здесь делаю?
Спустя какое-то время я успокоился, и попытался рассуждать здраво, насколько это вообще было возможно при подобных обстоятельствах. Перво-наперво я пришел к заключению, что мне ничто не угрожает. Неизвестный, стонущий где-то поблизости верно умирал, а если же это было не так, то он давным-давно бы на меня набросился, будь у него такое намерение. Если же нас против воли и удерживали в этой комнате, то дать отпор этим таинственным похитителям я не мог, а следовательно надо было смириться и ждать, чем же все это закончится. Этим я как казалось и успокоил самого себя, но через какое-то время страх неизвестности снова сковал моё и без этого обездвиженное тело, и мысли, гадкие и противные мысли, кишмя закишели в голове моей.
Я умираю! Умираю! — прогремело вдруг из глубины комнаты и стоны прекратились.
Я остался совсем один.
II
Он умер, он действительно умер и в этом не могло быть никаких сомнений. Я не слышал ни стонов его, ни дыхания, ни даже тех странных звуков какие выдают присутствие человека. Я не слышал ничего, даже с улицы до меня не доходило ни звука. Сплошная тишина, словно я был окружен давным-давно умершей природой. И вот тут-то меня посетила до ужаса простая и самая, как казалось очевидная мысль. А уж не умерли я сам? Да-да-да! Это определенно так, иначе как объяснить эту тишину? А неподвижность тела? Скажите мне, как все это уяснить, а? Я даже обрадовался, придя к этому, уж по крайней мере теперь многое становилось ясным. Но как же? Я, да умер? Да ведь это же просто смешно! Жил себе жил и вдруг умер, как такое возможно?
Я никак не мог смириться с этой мыслью, хотя она, пожалуй, и была наиболее правдивой из всех тех, что тогда посещали мою голову. Как это право смешно вспоминать теперь, думал он, о том, думал, что умер, да разве же мертвые думают? Но тогда мне было не до смеха. Смерть всегда представлялась мне чем-то не существующим, я всегда думал, что она не более чем шутка. Этакая абстракция, схожая с воспалением мозга, которым взрослые пугают детей гуляющих по морозу без шапок. Одень, немедленно одень, а то все мозги себе простудишь! — вспоминаю я невольно грозные восклицания своей матери. Так же и со смертью, как же можно умереть, ведь не простудил же я тогда ничего, а тут на
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
