Шут королевский
Глава 1
Пустота, звенящая пустота и более ничего. Сознание растворено в эфире мироздания и только на грани реакции органов чувств я регистрирую некую активность. Но всё так далеко от меня, что даже не заслуживает и толики внимания. Однако этот шум усиливается и начинает раздражать, отвлекая от действительно важного занятия. Я пытаюсь отследить мелькающие передо мной красивые вспышки. Каждая из них мгновением раньше была сгустком некой субстанции. Их было бесчисленное множество. Они имели различные форму и цвет, но все были удивительно красивыми. Эти, несомненно живые создания, играли друг с другом и совершали самые немыслимые кульбиты. Но, к сожалению, каждое из них совершало следующее действие. Мгновенно разгонялись и исчезали в красочной вспышке света.
Сначала я начал улавливать шум, он ассоциировался у меня с тем, как шумит ветер в кроне раскидистого дерева. Потом к нему добавилось птичье многоголосье. Затем я стал различать свет, его насыщенность нарастала и я застонал, прикрыв глаза. Проморгавшись, стал рассматривать окружающую меня действительность.
Я сижу на лавочке, что притулилась к вязам, растущим на небольшой алее. Напротив лавки жидкий ряд деревьев и замученного кустарника сирени. Небо хмурое, неприветливое. Прохладный ветерок заставил меня обхватить себя обеими руками. Метрах в двадцати слева алея упирается в четырёхэтажное длинное здание. Справа пустырь, который обрамляют старые акации. Мои мысли лениво регистрируют все эти подробности. Но я ещё не отошёл от того красочного мира, где пребывал несколько минут назад и этот мне категорически не нравится. Я оглядел себя, на мне непонятного болотного цвета комбинезон и грубые рабочие ботинки. Зачем-то посмотрел на кисти рук, будто это мне чем-то поможет. Руки как руки, длинные артистические пальцы, чистые ладони без мозолей и ссадин. Ногти короткие и аккуратно пострижены. Вдалеке показались две девушки, я на автомате отслеживаю новое для меня событие. Дамы торопливо прошли мимо, ветер подгоняет их в спину, заставляя быстрее шевелить ногами. Девчата стрельнули глазами в мою сторону и засмеявшись чему-то своему быстро забежали в здание.
Этот живой звук вдруг разбудил во мне что-то новое. Такое ощущение, что камень, закрывавшие моё сознание стронулся с места, и сейчас покатился с нарастающим ускорением. Будто плотину прорвало, меня накрыло образами о том, кто я есть. Вот только что у меня не было понятия, кто я такой. Даже не задумывался об этом и вдруг пришло понимание и вся моя жизнь промелькнула передо мною. Будто гениальный режиссёр перематывает киноленту в ускоренном режиме. От дикой боли я видимо отключился.
Пришёл в себя на том же месте. Не знаю даже сколько время я уже сижу на этой лавке.
Итак, я Валентин Моисеев, недавно разменял седьмой десяток. Родился в далёком 1963 году в Казахстане, учился как и все советские школьники. Чтобы не идти в армию поступил в институт, благо с мозгами вроде всё в порядке. Окончил, женился, родился сын. Всей семьёй строили планы на будущее, собирались купить машину, благо у тестя имелся капитальный гараж. Неплохая родительская дача за городом требовала свой автотранспорт. Тесть предлагал взять «Москвича 412», тот больно подходящий для дачных дел. Я же мечтал о восьмёрке, на худой случай планировал купить с рук шестую модель «Жигулей». Как раз знакомый продавал.
А тут грянул ошеломительный 1991 год и перепутал всем гражданам некогда большой и дружной страны все планы. Сначала Павловская реформа обнулила все мои сбережения, я опасался держать их в сберкассе. Потом вообще мы проснулись и с удивлением узнали, что страны больше нет. Есть самостийный Казахстан. Правда никто, включая его власти не понимал, что с этой самостийностью делать.
А там пошло-поехало, наступили бандитские девяностые. Если раньше у народа на руках были деньги, но пустые полки магазинов гнали всех на рынок. То сейчас ситуация стала диаметрально противоположной. Бабушки облизывались на бананы, украшающие прилавки магазинов, а купить внучку могли только одну штуку раз в месяц. Всего полно, а денег нет. Предприятия встали разом, мой завод ещё трепыхался, но лучшие кадры уходили торговать на рынок. Кто чем, кто вёз с московских барахолок китайское и турецкое шмотье. А кто продавал скоммунизденное с завода. Ну если был конечно доступ к чему полезному. Лично я делал ножи и всякий инструмент для дома. Отдавал на реализацию соседу, тот торговал на зелёном рынке. Так и жили.
А когда тесть с тёщей решили уезжать в Германию, то я долго не думал. Вру, конечно, переживал. К этому времени у меня ещё остались в городе три моих женщины. Папа умер в прошлом году, остались мама с сестрой и бабушка. Правда как раз они жили относительно неплохо. У бабушки и мамы неплохие пенсии, мама ещё продолжала работать в музыкальной школе, а сестра в музучилище. А заодно она преподавала итальянский язык в театре музкомедии. Единственная группа населения, кому не задерживали выплаты, были пожалуй пенсионеры. Спасибо тогдашнему президенту Назарбаеву.
А вот моя супруга Инга, оказалась на голодном пайке. Она окончила наш мединститут и с помощью отца устроилась врачом-кардиологом в обкомовскую поликлинику. Тогда это было очень круто, а сейчас всем резко стало не до бюджетной медицины.
— Игорёк, надо валить отсюда. Вот вчера Сашке в школе одноклассник сказал убираться в свою «Рассею». Он, конечно, мал для таких разговоров, но значит дома от родителей слышит.
Вот тогда я и задумался. Всё стремительно катится в пропасть. Наверное, когда-нибудь устаканится. Ну мне с Ингой, наверное, судьба стоять на рынке. А сын, какое будущее его ждёт? Не станет ли он здесь человеком второго сорта?
Это и подвигло меня согласится. Дело в том, что Инга у меня чистокровная немка. Её родителей, совсем ещё молодых, вывезли в Казахстан с Поволжья. Но они и тут неплохо устроились. Отец дорос до директора горного техникума, мама участковый врач. Инга пошла по её стопам, а вот я всю жизнь отработал на машиностроительных заводах. Начал с мастера и дорос до зама начальника большого цеха. В принципе меня тут держат только мои женщины. Но может мне удастся их тоже перевезти в спокойную Европу?
После того, как мама погладила меня по голове и сказала, — езжай сына. А мы уж тут сами. Здесь прошла вся жизнь, здесь соседи, знакомые врачи. Пенсию платят вовремя, ты только приезжай к нам иногда, — и тут мама отвернулась, чтобы не показать