Ариадна Бернс
Палитра
Рубильник
Знаешь,
Небоскрёб моих мыслей совершенно не умеет спать.
Так и хочется вырубить в будке сознания электричество.
Я пыталась найти снотворное раз двадцать пять.
Жаль, что аптечку забрал ты опять,
Ваше Величество.
Ты убрал все замки, но двери открыть никак невозможно.
Я искала подсказку, заметку, хоть что-то в этом ужасном потоке.
Я сломала все стены. Совсем ничего. Разве так можно?
Ничего, кроме надписи: «Подожди, ты ещё на уроке».
И каков тот урок? Не могу объяснить всеми словами мира.
Только знаю одно: этот свет затуманил мне голову.
Так и хочется выяснить, где же эта квартира,
В которой ты нагло устроился. Где твоё логово?
Для чего небоскрёб моих мыслей тебе понадобился?
Для чего ты так крепко засел в моих истинах?
Почему ты молчишь? Лучше б позлился или порадовался.
Да, пожалуй, твои методы всё же изысканы.
Я хочу лишь побыть в тишине. Мне нужен рубильник.
В ответ — пустота. Лишь записка:
«Не беспокойся,
часов через шесть заиграет будильник».
Палитра
Палитра внезапно меняет свои цвета:
Из яркой и сочной она превращается в серую.
И кажется, будто бы ты и не жил никогда,
И кажется, будто забыл ты молитву «верую».
Скрижали становятся резко мрачным посланием.
Становится воздух противным и едким — отравленным…
И всё чревато своим же позорным изгнанием,
Причём тишиной звенящей приправленным.
Почистить палитру так хочется… До невозможности.
И взять новый холст, без точки, помарки, линии.
И взять в руки кисть, но теперь — с осторожностью.
И вот полоса не чёрная, а тёмно-синяя.
Коммуналка
В голове старая коммуналка:
Чай с привкусом грязной пепельницы,
Крики в спину вроде «нахалка»,
И в голове играют песни Мельницы.
Среди этой нищеты и разрухи
Одноногая танцовщица,
С видом мёртвой давно старухи,
Ищет спившегося себе принца.
Полуголые нимфоманки
(Им, наверное, уже за сорок)
Собираются на свиданку,
Облачая себя в фантазёрок.
Здесь и умные идиоты,
И красивый урод даже.
Ну давай к нам, быстрее, чего ты?
Мы обучим тебя эпатажу.
В коммуналке теперь мы надолго.
Засыпай, милый мой, под Мельницу.
Ну, а я дожую осколки
И чай допью, со вкусом пепельницы.
Пропасть
Двадцать один час.
Новости.
Я подвожу нас
К пропасти.
Мысли сложились в хлам.
Холодно.
Пуля вошла как спам
В голову.
Мы говорим о работе —
Всё равно.
Любовь же сейчас не в моде…
Вот оно —
Чувства все в тупике.
Как же быть?
Искорка вдалеке
Хочет жить.
Может, попьём чайку
В том кафе?
Только потом спою
Подшофе…
Ты продолжаешь смотреть
Новости.
Мы с тобой как и впредь
В пропасти.
Ты ушла…
Стихи появились по прочтении книги К. Добротворской
«Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Серёже»
Ты взяла свою модную шляпу,
Что похожа на чайный гриб,
А потом поцелуем, как кляпом,
Ты закрыла мне рот. И скрип
Твоих новых французских туфель
Не забыть мне теперь никогда.
Я бы мог ненавидеть тот кафель,
По которому ты некогда шла…
Силуэт отстранялся всё дальше,
Я не смог тебя удержать.
Но как было — без лести и фальши:
Кухня, ванная и снова кровать.
Сколько было… И не было тоже.
Сколько просрано навсегда.
На тебя не бывает похожих.
Только ты… Остальное — беда.
Ты идёшь в долгополом платье
И не видишь людей вокруг.
Не успею тебе сказать я,
Что ты мой единственный друг.
Ты ушла, обернувшись случайно,
Поднимая упавший écharpe.
И вместе с тобой наша тайна
Ушла, никого не предав.
Когда мы виделись с тобой в последний раз?
Когда мы виделись с тобой в последний раз?
О чём мы говорили? Ты забыла?
Походка, голос, мимика, цвет глаз —
Всё позади… И будто прошло мимо.
Не помню совершенно ничего:
Что было? Почему всё так случилось?
Не помню фразы той последней, ключевой.
И отчего так быстро всё забылось?
Когда мы виделись с тобой в последний раз,
Закрылась дверь надежд и оправданий,
Закончился набор готовых фраз,
Исчезла насовсем и тьма терзаний.
А почему мы виделись с тобой в последний раз?
Никто не знает. Просто неизбежно.
Допито всё вино, доигран джаз.
И та пора вновь зла и безутешна.
Теперь и явь, и сон в одном мешке.
Теперь неважно всё, что говорили.
Теперь воспоминания — в глотке,
А остальное — растворилось в пыли.
***
Я стихи напишу о прекрасной луне —
Одинокой и преданной кем-то.
А с тобой помолчу о несчастной Земле,
Что сейчас превратилась в гетто.
Я о солнце сто раз тебе прокричу
И не вздумаю повториться.
За Галактику нашу поставлю свечу:
Кто-то должен о ней помолиться.
Наша жизнь не похожа на космический свет,
Она даже на темень не тянет.
Вот скажите: как мы — таких больше нет?
Предлагаю нам всем собрать саммит.
Мы с Вселенной тягаться совсем не должны.
Да и сил вообще-то не хватит.
Мы нахальны, упрямы, но не скромны.
И свой дом мы не ценим, кстати.
О каких величинах тут говорить,
Если фантик убрать мы не можем.
Порвалась уж давно благодатная нить,
Что была для людей словно вожжи.
Я Луне посвящу немые стихи.
Солнцу тихо-претихо крикну.
Пред Землёй извинюсь за наши грехи.
Она скажет: «Пустяки, я привыкла».
***
Еще один выстрел. Только в упор.
Так жаль, что здесь мы все до сих пор.
Откинувшись на спину, я закричу,
О том, что жизни такой не хочу.
О том, что бывает любовь на земле,
И о тебе, и обо мне.
О каждом из нас песню спою,
Как жаль, оказалось, что я еще сплю.
Ты выпей бокал свой с вином. Вот, до дна.
Теперь тебе жизнь за забором видна.
Теперь ты, как все, теперь ты, как я.
Теперь обрываются ткани края.
Зовет меня голос туда, где простор.
Еще один выстрел. Только в упор.
