Анатолий Медников
ВОСХОЖДЕНИЕ
СВЕТ МОСКОВСКИХ ОКОН
Размышления у карты
Из окна кабинета Масленникова был хорошо виден красивый уголок Москвы, частенько уводивший его мысли к стройкам давних времен — дореволюционных и более близких, довоенных, но тоже уже представлявшихся в некоей голубоватой дымке слагающихся легенд и сказаний.
Масленникову довоенная эпоха казалась историей, да она и была на самом деле уже историей знаменитых первых пятилеток, начала реконструкции и гигантской перестройки великого города.
Ближе всего к окну кабинета располагался тот самый участок берега, метров пятьдесят, не более, где еще в тридцатые годы высился знаменитый красавец Храм Христа Спасителя, воздвигнутый в честь победы в первую Отечественную войну 1812 года.
В середине тридцатых годов храм снесли по чьей-то воле, с тем, должно быть, главным оправданием, что здесь удобно возвести небывалое по масштабам и монументальности здание Дворца Советов, как величественный монумент эпохе.
Не знаю, видел ли проект этого сооружения Геннадий Масленников, он был тогда еще слишком мал, но я-то хорошо помню ярко подсвеченные лампочками витрины магазинов на улице Горького, между площадью Пушкина и Маяковского, в которых в дни революционных праздников выставлялись снимки — главное строение и его крылья, интерьеры театров и кинотеатров, залов для съездов и всевозможных зрелищ, которые должны разместиться внутри Дворца Советов.
Однако этот проект, поражавший воображение современников, так и не был воплощен в реальность, хотя работы начались и велись долгое время, — кажется, до самого начала Великой Отечественной войны.
Лет через десять после войны на том знаменитом месте, где торчали всем надоевшие бетонные зубья разрушающегося фундамента, появилось новое сооружение — ныне широко популярный плавательный бассейн «Москва». Кабинет Масленникова был на третьем этаже, и, подойдя к окну, он мог видеть купающихся в этой большой бетонной раковине, голубоватой и сверкающей солнечными бликами летом и покрытой стелющимся паром зимой, когда в подогретой воде, окруженные, как нимбом, облачком пара, мелькали между канатами обнаженные тела пловцов. Кстати говоря, один только взгляд на людей, купающихся в двадцатиградусный мороз, сам по себе вселял в Масленникова заряд душевной бодрости.
А за бассейном хорошо просматривались и другие известные и примечательные в Москве здания. Слева прекрасное, в стиле русского классицизма, здание Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, украшающее Москву с 1912 года и выстроенное академиком архитектуры Романом Ивановичем Клейном, а справа, за бетонным парапетом Москвы-реки — улицы старого, но сейчас уже сильно обновленного Замоскворечья. Прямо в створе окна был виден Большой Каменный мост, а правее его — серый прямоугольный массив здания, известный старым москвичам под именем «Дома правительства», а сейчас помеченный во всех справочниках как здание кинотеатра «Ударник». «Дом правительства» принадлежал к архитектурным гигантам времен первой пятилетки. Простота и какая-то вместе с тем давящая глыбообразность его форм тоже была отмечена своеобразием ушедшей уже архитектурной моды.
Если Масленников вставал в правом углу своего окна, он мог увидеть и кусочек Боровицкой площади, примыкавшей с юго-запада к наиболее узкой части знаменитого кремлевского прямоугольника между Александровским садом и Кремлевской набережной Москвы-реки.
Ну, а то, что простиралось и возвышалось далее за крепостными стенами и башнями, Масленников, часто бывающий в Кремле, мог представить себе и с закрытыми глазами — белотелые пирамиды и золоченые шары куполов Успенского и Архангельского соборов, острую, как меч, колокольню Ивана Великого, пряничные башенки и каменный слоеный пирог Грановитой и Оружейной палат и узорчатое, монументальное и вместе с тем легкое и окрыленное царственное величие Большого Кремлевского дворца.
Это была Москва — древняя и современная, словно бы полотно, рельефно собранная в этом секторе-треугольнике, небольшом участке столицы. Она вставала здесь в ярких и полнокровных градостроительных формах, в соединении различных эпох и стилей, и то, все то, что просматривалось из одного окна обыкновенного, скромно обставленного служебного кабинета, никого, в том числе и хозяина этого кабинета, не оставляло равнодушным.
Масленников считал это одной из своих маленьких удач в этот нелегкий период его жизни. Вид из его окна на Москву помогал ему думать о своей работе более емко, масштабно. И хотя он не был ни главным архитектором столицы, ни начальником Главмосстроя, но и на своей должности, как и на любой иной, он считал необходимым для строителя такое масштабное, общемосковское, что ли, градостроительное зрение.
Впрочем, и должность у Масленникова была тогда не маленькой. Учреждение, в котором он работал, носило несколько жестковатое для произношения название, составленное, как это и делается повсеместно, из первых букв трех слов: Управление жилищного строительства. Получалось УЖС, а слышалось иногда и что-то похожее на ужас или ужис. К сожалению, у нас, когда образуют эти порою трудно выговариваемые слова-сокращения, мало кто бывает озабочен их благозвучием.
УЖС-3 объединяло в Москве три больших домостроительных комбината, чья производительность составляет значительную долю того, что делает в столице весь Главмосстрой — крупнейшая в стране, да и во всем мире градостроительная организация. Достаточно сказать, что УЖС-3 сдавало в год домов больше, чем, скажем, весь Ленинград.
В 1970 году, когда я впервые познакомился с Геннадием Владимировичем Масленниковым, он работал одним из заместителей начальника УЖС-3 по монтажу и сдаче домов. И первое, что я увидел, когда вошел в его кабинет, была карта-схема монтажа новых зданий и кварталов в различных районах Москвы, где возводили дома все три домостроительных комбината.
Карта-схема с заштрихованными и белыми квадратами, что соответственно означало уже смонтированные или еще только намеченные к строительству здания, висела на стене как раз напротив стола. Карта всегда была перед глазами Масленникова. Контуры ее повторяли очертания новых районов застройки на севере и юге, востоке и западе столицы.
По сути дела, это тоже было своеобразное «окно» в новую Москву, дававшее возможность с небольшой лишь толикой воображения мысленно представлять себе и поднимающиеся в небо этажи, картины строительных площадок, в чем-то похожие и вместе с тем все же всюду разные.
Каждое утро диспетчер УЖС-3, заходя к Масленникову, наносил на карту новую обстановку, а говоря военным языком, «поднимал карту» тем, что заштриховывал остро отточенным карандашом темные полоски, обозначавшие возведенные за сутки этажи.
Таким образом, Масленников знал и видел, где и как продвигается строительство, на сколько
