Александра Шервинская
Капкан для пешки
Глава 1
Луна просвечивала сквозь облака и напоминала слегка погрызенный мышами круг сыра: на жёлтой поверхности темнели не очень симпатичные дыры, а подбирающаяся справа небольшая, но плотная туча явно намеревалась отхватить лично себе солидный кусок. Ветер бродил по пустынным аллеям парка в поисках того, с кем можно было бы поиграть, или, на худой конец, того, кого можно было бы напугать. Не так интересно, конечно, но тоже неплохо. Однако дорожки, густо усыпанные опавшими листьями, были абсолютно пусты. Огорчённый ветер тоскливо вздыхал и от нечего делать скрипел стволами высоких тополей, росших у старой железной ограды.
Туча таки добралась до луны и теперь с аппетитом отгрызала от неё кусочки: видно было, что через несколько минут она проглотит её полностью. Как только последний тусклый ломтик ночного светила исчез в чернильной темноте, в непроницаемом мраке послышался тихий, на грани восприятия, шорох. Невозможно было определить, откуда именно он раздаётся: казалось, ниоткуда и отовсюду одновременно. Это был не шум шагов и не дыхание человека, не шелест крыльев совы и не осторожная поступь хищника. Определить природу раздавшегося в темноте звука было невозможно.
Время текло медленно, словно стало густым и тягучим, и прозвучавший негромкий скрип калитки показался оглушительным. Было впечатление, что абсолютно всё на миг замерло и сосредоточило своё внимание на этом неуместном в холодном осеннем воздухе скрипе: старые тополя, облетевшие кусты сирени, даже завитушки на парковых скамейках.
Изрядно заржавевшая калитка покачивалась, словно кто-то, прошедший через неё, не потрудился вернуть дверцу на её законное место, оставив поскрипывать в ночной темноте. Впрочем, вскоре звук прекратился: невидимая рука аккуратно прикрыла калитку и даже повернула изящную металлическую щеколду. В остро пахнущем опавшими листьями воздухе прозвучали осторожные шаги, и от закрывшейся калитки в сторону едва различимого в ночной темноте здания скользнула еле заметная ниточка серого тумана.
Она прошуршала по дорожке, игриво подныривая под разноцветные листья, и взлетела на старинное широкое деревянное крыльцо. Там туманная струйка замерла, словно прислушиваясь к чему-то, а затем медленно впиталась в старые рассохшиеся доски, краска на которых уже давным-давно облупилась.
Но крыльцо уже нельзя было назвать безлюдным: стоило уцелевшей части луны высвободиться из цепкой хватки прожорливой тучи, как серебристый лунный свет залил своим загадочным сиянием и аллеи, и крыльцо, на котором внезапно обнаружился высокий широкоплечий мужчина в длинном тёмном пальто, элегантной шляпе и с щегольской тростью в руке.
Он постоял, словно изучая двери, закрытые на старый заржавевший висячий замок, затем поднял голову, всматриваясь в едва заметный выцветший герб над входом. Помедлив ещё немного, мужчина несколько раз стукнул тростью по доскам крыльца, но в осеннем воздухе не раздалось ни звука. Вслушавшись в доступный, видимо, только ему ответ, мужчина в пальто поправил шляпу и, достав из кармана пальто ключ, отпер замок и вошёл в дом.
И снова крыльцо опустело, словно и не стоял на нём только что странный посетитель. Лишь листья, разочарованные тем, что не удалось увлечь гостя на дорожки парка, тихо перешёптывались, кружась в бесконечном осеннем танце.
В доме загадочный мужчина огляделся, положил снятую шляпу на специальную полку, пальто аккуратно пристроил на предназначенную для этого деревянную вешалку, а трость – в стилизованную под колчан для стрел подставку. Пройдя через захламлённый холл, он подошёл к тёмному окну и остановился, глядя сквозь пыльное стекло на пустой, озарённый луной осенний парк. И его, судя по всему, совершенно не беспокоило то, что он не отбрасывал тени и не отражался в окне.
– Надо же, я снова оказался первым, – негромко проговорил мужчина, не демонстрируя, впрочем, ни малейшего раздражения. Скорее, наоборот: он был явно доволен собой. – Ну что же, могу и подождать.
***
Ледяная капля, скатившаяся с огромного, прихваченного первым ночным морозом тёмно-коричневого листа, с глухим стуком шлёпнулась на кучу грязных тряпок, непонятно откуда взявшуюся в лесной чаще. Послышался едва различимый стон, ворох тряпья неуверенно шевельнулся, и из него высунулась трясущаяся грязная рука. Она пошарила по земле, ощупывая перепачканными пальцами с обломанными ногтями неровности почвы, и замерла, наткнувшись на растрескавшуюся еловую шишку. Тонкие пальцы, покрытые грязью и засохшей кровью, нервно пробежались по размокшим сырым чешуйкам.
Маленький рыжий муравей, тащивший неподалёку сосновую иголку, внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду, и свернул с давным-давно проложенной тропы. Он вдруг ощутил всем своим маленьким существом, что дальше идти нельзя, что нужно обязательно обойти неожиданно ставшее страшным место.
Старая одноглазая ворона, никогда и ничего не боявшаяся, с дважды сломанным крылом и несколькими шрамами на голове и шее, молча, словно опасаясь привлечь к себе внимание, перелетела повыше, стараясь при этом не выпускать из вида шевелящиеся тряпки. Её черный глаз встревоженно сверкал, и вся она напоминала сжатую пружину: птица явно была готова при малейшей опасности сорваться с ветки и удрать как можно дальше.
Тем временем из бесформенной кучи выбралась человеческая фигура, во всяком случае, когда-то это наверняка был человек. Сейчас же это слово вряд ли было применимо к пошатывающемуся, словно заново привыкающему к вертикальному положению существу.
Вот оно выпрямилось и странными, резкими, но при этом какими-то неуверенными движениями пригладило всклокоченные тёмные волосы, неопрятными сосульками свисающие на плечи и закрывающие лицо. Вытянуло перед собой худую руку и, словно впервые увидев, стало её рассматривать. Бледная, почти серая кожа, покрытая тёмными пятнами, длинные тонкие пальцы, когда-то, наверное, выглядевшие аристократичными. Обломанные грязные ногти, следы засохшей крови, ссадины на запястьях, словно от кандалов. Закончив рассматривать руку, существо бессильно уронило её, и она плетью повисла вдоль пошатывающегося тела. На какое-то время фигура застыла, словно не понимая, что нужно делать дальше, но потом вздрогнула и сделала первый неуверенный шаг.
Ноги плохо слушались, и существо чуть не упало, но всё же удержало равновесие и упрямо двинулось дальше. С каждой секундой оно шагало всё увереннее, и вот уже сгорбленная спина выпрямилась, плечи выровнялись, а голова перестала клониться то в одну, то в другую сторону. Движения приобрели уверенность и даже некую грациозность. Уже можно было рассмотреть, что когда-то это существо было женщиной, так как в обрывках одежды при определённом усилии можно было опознать длинное платье.
Не обращая внимания на то, что одежда превратилась в отвратительные лохмотья, существо уверенно шло по лесу, перешагивая поваленные деревья, обходя болотистые овраги и не реагируя на порывы холодного ветра. Было ощущение,
