Татьяна Фомина
Нежеланная дочь
Пролог
Полина
— Здравствуй, Полина.
Медленно оборачиваюсь в надежде, что мне померещилось, и у меня начались слуховые галлюцинации.
Даже спустя столько лет этот голос я не спутаю ни с каким другим, а учитывая мой музыкальный слух, то шанс ошибиться колеблется на нулевой отметке.
— Полина Аркадьевна, — поправляю говорившего. Нет, я не ошиблась и со слухом, к сожалению (в данном случае), у меня все нормально. — Здравствуйте, чем обязана?
С полным равнодушием смотрю на любимое когда-то лицо. Лебедев Константин. Мой муж. Бывший муж. Который, узнав, что ребенок, которого мы так ждали, может родиться с патологией, настаивал сделать аборт, а потом, когда я решила оставить малыша, просто исчез, не объясняя ни причины, ни своего местонахождения — ничего. Хотя, что тут объяснять? Тут все предельно ясно. И вот сейчас, спустя одиннадцать лет, он решил, что может навестить бывшую жену.
— Ты сама меня вызвала, — спокойно отвечает Костя.
— Что? — хмурюсь, напрягая память, как такое могло произойти. И ничего не понимаю. — Зачем?
— Я думал, ты мне об этом скажешь. — Костя выдвигает стул и садится, словно пришел слишком рано до начала спектакля.
— Я бы попросила обращаться ко мне по имени, отчеству. В конце концов, вы находитесь в кабинете заместителя директора, а не на кухне.
— Как скажешь, Полина…
— Аркадьевна, — напоминаю свое отчество. Он и забыть его мог, когда вычеркнул беременную жену из своей жизни.
Бросаю взгляд на лист, который положила Наташа на стол, и первым пунктом написано: «Лебедев Филипп, 5-А, вызов родителей». Только этого не хватало!
— Значит, Филипп — твой сын, — говорю скорее больше для себя, чем для него.
— Младший сын, — поправляет Константин.
Все верно. У него уже был ребенок, когда мы поженились, который жил со своей бабушкой по материнской линии, и Костя никогда не скрывал этого.
— Так зачем… — Костя не успевает договорить, как в кабинет влетает Дарина.
— Мама! — Моя девочка чем-то взволнована. Это видно по ее раскрасневшемуся лицу и растрепанным хвостикам. — Извини…те, — тушуется моя звездочка, наткнувшись, на пристальный взгляд таких же серых, как и у нее, глаз.
— Дарина, я сейчас занята, зайди чуть позже, — прошу ее.
— Хорошо. Извините, пожалуйста, — произносит дочь и исчезает за дверью.
— Мама?! — переспрашивает Константин.
— Что не так?
— Это твоя дочь?
— Да. Это моя дочь, — отрезаю, всем видом показывая, что этот вопрос не обсуждается, но это не особо заботит Лебедева.
— Полина, ты хочешь сказать, что…
— Аркадьевна!
— К черту! Эта девочка — моя дочь? — кидает вопрос Лебедев, а сам смотрит на закрытую дверь, где только что скрылась Дарина.
— Дарина только моя дочь. К тебе она не имеет никакого отношения. Ты сам от нее отказался, отправив меня на аборт.
Лебедев медленно поворачивается и смотрит мне в глаза.
— Почему ты ничего не сказала?
— Что я должна была тебе сказать? — Я сама перешла на «ты», хотя никогда не позволяла себе такой фамильярности на работе. — То, что я беременна? Ты это знал. То, что плоду поставили патологию, ты тоже знал. Так же, как и то, что я не собиралась делать аборт. Что еще тебе нужно было знать?
— Что ты родила.
— Серьезно?! Зачем?! Мы были в разводе.
— Ты сама подала на развод.
— А что мне оставалось делать, когда ты оставил меня, решив, что жить с женой, которая должна родить больного ребенка, не соответствует твоему статусу?
— Ты могла сказать, что ребенок родился здоровым, — звучит упрек.
— Кому? Тебе? Так ты к тому времени уже успел жениться, и твоя новая жена тоже была беременна.
— Не знал, что ты следишь за моей личной жизнью.
— Я?! Нет. Это твоя мама докладывала, как ты замечательно стал жить, стоило тебе только жениться на «правильной» девушке.
— Значит — Дарина, — Костя сжимает губы.
— Константин Владимирович, вас никак не должна беспокоить моя дочь. — Я снова перехожу на официальный тон, но Костя его игнорирует.
— Она и моя дочь тоже, Полина.
— Серьезно?!
— По крайней мере, я имел право знать!
— Ты ничего не имеешь. Ты исчез, не объясняя причин, оставив беременную жену! Так какие могут быть претензии, Константин Владимирович?
— Я не знал, что ты…
— Что я? Решусь родить ребенка, на котором ты поставил крест?
— Мама сказала, что ты сделала аборт, — произносит Лебедев.
— Мне все равно, что сказала тебе мать, — нагло лгу.
Так как до сих пор помню ее слова: «Я всегда говорила, что ты Косте не пара! Ты даже ребенка нормального родить не можешь! Мой мальчик не будет жить с тобой и твоим выродком! Надеюсь, у тебя хватит ума самой подать на развод, а не шантажировать моего мальчика своим уродом».
— Ты могла мне сказать, Полина!
— Что сказать? И главное — кому? Ты даже ни разу не поинтересовался, ни мной, ни о том, как прошла беременность. Ни разу! Ты вычеркнул меня из своей «правильной» жизни, как ненужный элемент. И я еще должна тебе что-то сказать?
Лебедев качает головой.
— Знаешь, — не могу сдержаться, чтобы не бросить ему в лицо, — я даже этому рада. Рада, что ты сам избавил меня от себя и своей мамы. Как видишь, моя дочь абсолютно здорова. Никаких отклонений ни физических, ни, тем более, умственных нет. И более того, она считает папой того человека, который ее вырастил. Поэтому не ломай ей жизнь своим появлением. Она прекрасно жила в неведении кто ее настоящий отец, и я хочу, чтобы так и оставалось. Если я решу, что она должна знать о тебе, то сама скажу ей об этом. А пока, не смей даже приближаться к ней!
— Полина!
— Аркадьевна!
Некоторое время мы смотрим друг на друга, как два хищника, отвоевывая территорию. Лебедев первый отводит взгляд.
— Хорошо. Я тебя услышал, — бросает Константин, резко вставая.
И только когда за ним закрывается дверь, я понимаю, что так ничего и не сказала ему про Филиппа.
Глава 1
Некоторое время смотрю на закрытую дверь. Неужели в нашей жизни не могут не появляться те, кого ты так стараешься забыть?
Вот и сейчас, спустя столько лет, одно лишь появление Кости разбивает тот привычный мир, который я создала с таким трудом. Несколько минут перечеркнули все годы спокойной жизни без него. Память — это машина времени, которая возвращает тебя в прошлое; туда, откуда ты ушел, казалось бы, навсегда.
Ясно вижу себя ту, молодую наивную глупышку, ослепленную любовью, как мне казалось, взаимной. Но жизнь всегда вносит
