М. ПОСТУПАЛЬСКАЯ
Планета Океан
Рассказы о воде
Рисунки Г. Акулова
СЛАВА ВОДЕ!
Чуть ли не первое, с чем встречается в жизни человек, — это вода. Как только родится младенец, его сразу же обмоют — пусть лежит чистенький, туго запеленатый, укутанный одеялом и гукает себе потихоньку.
Каждый день его купают, и няня или бабушка поливают ему спинку теплой водой и приговаривают:
— Как с гуся вода — с Егорушки худоба!
А как подрастет, начнут ему читать книжки, и опять одна из первых книг будет о воде:
Давайте же мыться, плескаться,
Купаться, нырять, кувыркаться,
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане,—
И в ванне, и в бане,
Всегда и везде —
Вечная слава воде!
Узнаешь эти строки? Ну конечно! Это из «Мойдодыра» Чуковского. Скоро пятьдесят лет, как написал эту книжку Корней Иванович Чуковский, а она все живет, и по-прежнему интересно и весело маленьким детям читать ее.
О воде писали многие. Почти в любой книге что-нибудь есть о воде. Ведь «вода — краса всей природы», писал Аксаков.
Вот ты пробираешься сквозь чащу молодых, тонких деревьев. Здесь тенисто, и березки тянутся к солнцу, мешая друг другу. Поэтому и растут они ввысь, а не вширь. Непролазная гущина! Ничего не видно, кроме одинаковых белых, с чуть заметным розоватым оттенком стволов. Нога тонет в толстом мшистом настиле. Куда это ты забрел? И как из этих мест выбраться?
И вдруг блеснуло что-то впереди. Спряталось и блеснуло опять. Еще шаг, другой — и ты выходишь к лесному озеру. Оно круглое, точно блюдце, до краев налитое водой, и совсем неподвижное, даже рябь по нему не бежит — день безветренный. Только опавшие листья кое-где лежат на поверхности молчаливой темной воды.
Поглядишь кругом: на большие камни у берега, на грустные какие-то пучки осоки, на столпившиеся у воды березки и тощие елки, — вспомнишь картину Васнецова «Аленушка» и вдруг заторопишься отсюда. Сияет летний день, светит солнце, а почему-то жутко. Очень уж тихо. Будто заколдовано озеро, недаром скрылось в зарослях, подальше от людей. А захочешь еще раз сюда прийти, и не сразу отыщешь озеро. Долго будешь петлять в березовой белоствольной путанице, и опять сверкнет перед тобой безмолвная вода, да так внезапно, что испугаешься и вздрогнешь. На Урале я видела такое озеро.
Или вот сибирская тайга. Жаркий день. Тяжело дышится. Идти трудно. То и дело преграждают путь сгнившие, давно упавшие стволы огромных кедров, захороненных в высокой душной траве. Висят на деревьях лохмотья седых лишайников. Встретится вдруг пронзительно зеленая поляна, где среди буйных трав покачиваются оранжевые головки жарков-бубенчиков, и снова мрачный хвойный лес, куда и солнечный луч не пробивается, где и птицы молчат.
И вдруг начинаешь различать в этой тишине какой-то звонкий переливчатый звук: журчит, невнятно бормочет, опять звонкая скороговорка… Родник! Скорей к нему!
Чистая струйка воды просочилась между старыми корягами и торопится, бежит среди мхов, прокладывает себе дорожку, звенит без умолку. Родник словно спешит оповестить лес, что он родился, что готов напоить всех, кто хочет пить, и будет пробиваться вперед и вперед, пока не добежит до ближайшей речки и там успокоится в ее водах.
Какая отрада в жару после долгого пути повалиться на упругие подушки мха, зачерпнуть прозрачной воды берестяным ковшиком! Спасибо тому, кто этот ковшик смастерил и заботливо оставил здесь! А вода такая холодная, что к ней даже слово «холодная» не подходит. «Студёная» — вот как про нее хочется сказать. Хлебнешь этой студи, и сразу все зубы заболят.
Умоешься, почувствуешь прохладу на горячем лице, подышишь свежестью влажного воздуха, отдохнешь, а то и вздремнешь под неумолкаемый лепет и перезвон родника.
Ну, а спокойный пруд, заросший желтыми кувшинками, с корявыми старыми ветлами по берегам, с ярко-синими стрекозами и жуками-плавунцами! А гремящий водопад, что свергается белым кипящим каскадом со скалы! А величавая река, что днем сверкает золотом на солнце, будто плавится, а ночью тяжело катит темную, маслянистую на взгляд воду!
А море, его синева, огромность, бескрайность, запах водорослей, крики чаек, хруст мелких ракушек и твои следы, глубоко вдавленные в зернистый влажный песок! А океан, с бурями, свистом ветра и ревом тяжких волн!
Дивная стихия — вода! Недаром столько написано о ней. Открой Аксакова, Гоголя, Тургенева — великих мастеров русской речи, и ты услышишь плеск и журчание рек и речушек, ключей и ручейков. О поэте Гавриле Романовиче Державине многие ребята знают только то, что он был поражен талантом молодого Пушкина, когда Александр Сергеевич на экзамене в Лицее прочитал свои стихи. Надо хорошо знать родную литературу, чтобы помнить Державина. Ведь со дня его смерти прошло полтора века. А он писал интересные, сильные стихи. Вот, например, о водопаде:
Алмазна сыплется гора
С высот четыремя столбами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми,
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит…
И дальше:
Шуми, шуми, о водопад!
Касаяся странам воздушным,
Увеселяя слух и взгляд
Своим стремленьем светлым, звучным,
И в поздней памяти людей
Живи лишь красотой своей.
И в нашей памяти живет красота этих стихов.
Пушкин любил море и много писал о нем. Начало его стихотворения «К морю» — «Прощай, свободная стихия!» — помнят многие, а конец далеко не все. Вот какими проникновенными словами прощается поэт с морем:
Прощай же, море! Не забуду
Твоей торжественной красы
И долго-долго слышать буду
Твой гул в вечерние часы.
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и темь, и говор воли.
Откроем Тютчева. У него ты найдешь и «Весеннюю грозу» — «Люблю грозу в начале мая…», и «Конь морской», и «Весенние воды», и «Фонтан»:
Смотри, как облаком живым
Фонтан сияющий клубится,
Как пламенеет, как дробится
Его на солнце влажный дым.
