Кленовый сироп
Вот и рассвет, слишком идеальный даже для воскресного утра. Августовский тёплый воздух поднимает людей с постелей ласковым паточным ароматом. Нежный свет, как кленовый сироп, затекает в окна, щекочет веки и заставляет открыть глаза.
За окном переругиваются птицы, рыжий кот дремлет на почти прогретой черепице, зелёные листья смешно шелестят на ветках молодых деревьев. Где-то на другом конце города проехала ранняя машинка, мелкий образчик несуразных технологий. Огненно-золотые кирпичные стены осветились ещё сильнее.
Мари потянулась в постели. Её тело изогнулось в приятной истоме, пара мышц заискрилась в предвкушении, а по венам заструились эндорфины. Из груди вырвался щенячий стон, тонкие губы растянулись в улыбке. Она всегда умела находить приятное в мелочах. Например, в том, что на столе её ждёт баночка отличного чая, а в холодильнике – любимые мамины пончики с глазурью. Раз в месяц можно, так ведь?
Или, например, в своей работе. Многим их профессии не нравились, скучные, серые, глупые, а эта работа каждое утро будила её ароматом свежего джема и игривой корицы. Чудно, не правда ли? Старый Паскаль нанимал её каждое лето, как заканчивался учебный год. Он хорошо к ней относился, платил, как следует, и безоговорочно доверял. Однажды старый пекарь сказал, что Мари напоминала ему его нерождённую дочурку…
Не так уж и плохо для студентки в съёмной квартире, а? Да ещё и близко, всего-то через улицу. В общем, по мнению Мари, дела шли неплохо. Во всяком случае, сегодня вновь была отличная погода.
Девушка прытко, словно кошка, вскочила с постели и кинулась в ванную комнату. Она поскользнулась на лохматом коврике и очень долго смеялась над тем, что чуть не рухнула в ванну ногами тормашками. Давно нужно было бы его выкинуть, но Мари нравилось проминать мягкие ворсинки пальцами ног, пока зубная щётка делает своё дело.
Косметики на полочке в ванной не было. Девушка была достаточно красивой, чтобы не подчёркивать свои достоинства. К тому же, если каждый день встаёшь почти в десять, необходимость подобных ухищрений отпадает сама собой.
Солнце уже быстро двигалось к полудню, когда за Мари захлопнулась дверь парадной. Молоденький ясень, растущий на тротуаре, поприветствовал её дружелюбным поклоном. То же самое сделал лёгкий ветерок, взъерошив ей волосы, а затем убежал куда-то вдаль. Девушка засмеялась ему в ответ.
Проехало две или три машины, смешные жёлтые важные жуки, что неторопливо плывут по улицам и ворчат двигателями. Улица постепенно заполнялась людьми. Мари радовалась этому: всё прекрасно в цветении молодости.
Звонкий и такой привычный колокольчик заявил о том, что появились первые доставки.
– Доброе утро, Мари! – поприветствовал её Паскаль.
Старый пекарь, как всегда в опрятном фартуке и идеально выглаженном чёрном кителе с белыми пуклями, выкладывал на прилавок партию свежих круассанов.
Только пёк их во всём районе. До чего же приятно они пахнут…
– Здравствуйте, господин Паскаль! – ответила Мари, – Сегодня опять заказы?
– Да, похоже твоему старому коню опять придётся поработать! – добродушный, идущий от диафрагмы глубокий голос не мог оставить никого равнодушным.
Голос словно из детской сказки.
Девушка быстренько схватила со стола перевязанные бечёвкой аккуратненькие коробки и выбежала на улицу, даже не услышав колокольчик за спиной. Старый верный велосипед ждал её на привычном месте.
Рядом с булочной с незапамятных времён стоял стальной турничок для велосипедов. Паскаль не любил машин, а эти двухколёсные озорники вызывали у него приятные воспоминания, так что им всегда были здесь рады. И одно местечко, конечно же, всегда было оставлено для Мари.
Это был старый велосипед, наверное, ещё довоенный. Зелёная краска сильно потрескалась на раме, хватало пары спиц, мастер недавно поставил новую цепь, но и только. Несмотря ни на что, девушка любила этот велосипед. Его отрывистый, по-особому музыкальный крохотный звоночек радостно шумел каждый раз, когда Мари везла очередную партию приятно пахнущего под тёплым солнцем груза.
За всё это время Куб ещё не разу её не подводил. Ни в дождь, ни в летний зной, ни в утренний туман. Хотя, о каком дожде сейчас можно думать, когда гладкое солнце уже почти выскочило наверх, парковые клёны сверкают изумрудами, а хитрая ваниль так и щекочет ноздри.
Парочка ворон посмотрели на девушку, несущуюся на велосипеде, и упорхнули в небо, видимо, решив, что на такой скорости они уже ничего не утащат. Рваный дворовый кот проводил внезапную незнакомку равнодушным взглядом. Итальянец с лохматыми бровями, что жил здесь дольше всех, помахал ей широкой, как окорок, рукой.
Сегодня всё было как обычно. Куда бы она не приходила, везде её встречали добродушными улыбками, везде с ней говорили непринуждённо и даже как-то по-родному. Все соседские споры и супружеские недомолвки отступали и благоговейно таяли перед этими большими наивными глазами.
Особенно, когда тёплые коробки с дивным запахом так аккуратно лежат в гладких красивых руках. Каждый дом, каждая семья, каждый одинокий старик или угрюмый работяга встречали её, как свою.
А день потихоньку склонялся к вечеру…
Осень напомнила о себе холодным ветром и ранними сумерками. Мари на своём верном коне взбиралась по пологому склону, когда тоскливо провыли по улицам первые порывы. Низкое небо медленно заливалось купоросом.
Обычный для этого времени ласковый цветочный запах сейчас улетучился, оставляя место холодному духу и городской вони. Трава недобро шумела, словно злобно перешёптывалась о чём-то, а редкие фонари пока ещё молча стояли чёрными когтями неведомого демона.
Девушка боязливо ехала по улице, оглядываясь по сторонам. Прохожие словно потеряли человеческий облик, закутались в одежды и угрюмо брели по своим домам. Даже свет в окнах, такой уютный и мягкий по вечерам, сейчас словно боялся высунуться из-за штор.
Яркое закатное солнце поглотили сумерки, земля словно замерла в тревожной тоске, замкнулась в себе и замолкла. Где-то вдалеке провыла скорбным воем дворовая собака. Мари только и думала, как быстрее добраться до пекарни, вечно такой светлой, будто сотканной из золота и жара.
Словно бы там и было спасение от умирающего дня.
Когда широкая старомодная витрина встретила Мари полумраком, по её венам пробежал холод. Стеклянные листы словно лёд застряли в чёрных рамах, а изнутри пробивался слабенький свет, еле заметный даже в сумерках.
Девушка спустилась с седла и покатила велосипед рядом с собой, стараясь двигаться тихо, почти на цыпочках. Тишина же вокруг просто убивала, танцевала на нервах, отдавалась стуком в висках. Как же ей хотелось сейчас услышать хоть что-то, что-то знакомое, что могло бы рассеять её сомнения, и не хотелось одновременно. Ведь сомнения могли оказаться ненапрасными.