Полина Люро
Метаморф
Клетка была и в самом деле хороша ― тонким гибким прутьям из специального сплава, тайну изготовления которого унесли с собой в могилу несговорчивые мастера далёкого даже по меркам нашей технически продвинутой Галактики мира, не были страшны ни космический холод, ни жар огненной вулканической лавы. Не действовали на это чудо и все известные науке поля, кроме, пожалуй… впрочем, об этом не то что говорить, но даже думать было строго запрещено. Особо любопытные быстро теряли свои жалкие жизни, разумеется, вместе с никчёмными породившими их небесными телами. И, поверьте, рисковать желающих не было. Больше не было…
Это странное, до сих пор неизученное поле было совершенно случайно открыто всего каких-то сто лет назад любознательным учёным-археологом. Он работал в экспедиции, изучавшей остатки древней цивилизации на одной из недавно обжитых человечеством планет в созвездии Лиры, единственной уцелевшей в небольшой планетарной системе после развязанных Конфедерацией кровавых войн за независимость. Именно ему пришла в голову идея обследовать заброшенные пещеры, считавшиеся у местных племён «жилищем богов», и обнаружить, что происходившие в них явления невозможно объяснить известными современной науке законами мироздания…
Самым удивительным во всём этом было то, что действие поля проявлялось только в присутствии так называемого «металла из пещер» ― серебристо-малинового, лёгкого как сверхпластик и настолько твёрдого вещества, что уничтожить его мог, пожалуй, только очень сильный ядерный взрыв…
Из этого сплава и была сделана клетка, внутри которой я свободно плавал, окружённый особенным полем. А ничто иное не смогло бы удержать меня в плену, ведь я ― метаморф, редкое и, страшно даже представить насколько, ценное существо, способное принимать любой облик. Во всяком случае, именно так обо мне думали стоявшие напротив люди, с умным видом рассматривавшие очень дорого доставшееся им вселенское «чудо».
— Человечество ― невежественное и жестокое порождение чьих-то бестолковых, абсолютно неудачных экспериментов, ― повторял отец, собрав нас, детей, для вечерней беседы, ― как иначе можно объяснить маниакальное стремление этих особей к разрушению. Всё, где побывали «космические блохи» ― ему почему-то очень нравилось это сравнение, подслушанное во время вторжения на нашу планету первой экспедиции людей ― приходит в упадок и неизбежно умирает.
Отец поправил свои длинные светлые волосы, отвлекая внимание, чтобы мы не видели боли на его красивом лице:
— Посмотрите хотя бы на нас ― из шести ещё недавно цветущих, а ныне пустынных планет системы сохранилась только одна, да и то она ежедневно подвергается разграблению. Эти нелепые существа, считающие себя верхом цивилизованности, даже не потрудились выяснить, что в этом мире, по странному стечению обстоятельств так похожему на их прародину, уничтоженную, как я подозреваю, их же собственными руками, нет неразумных созданий…
Он горько засмеялся, и от предчувствия беды у меня заныло в груди.
— Людям и в голову не пришло, что здесь ― всё живое, всё дышит, думает и чувствует. Куда уж им разобраться в природе такого уникального явления, как раса метаморфов ― пожалуй, единственное, что мне нравится ― это данное ими название. Хоть оно и поверхностное, как они сами и их жалкие потуги в науке. Мы не просто способны к изменению формы, мы ― учёные и истинные исследователи глубин Вселенной. Но людям это не интересно, им нужны только ресурсы уцелевшей планеты, а не наши знания…
Я не выдержал и, нарушив правила этикета, подал голос:
— Прости, отец, но неправильно обвинять всё человечество из-за шайки оказавшихся у власти жадных и корыстолюбивых мерзавцев. Ты не можешь отрицать, что люди многого добились, и среди них наверняка есть очень достойные и заслуживающие уважения…
Он не повысил голос, не изменил интонации, но посмотрел на меня пристальным взглядом, от которого захотелось немедленно провалиться в раскалённое ядро планеты:
— Мой юный и неопытный младший наследник, тебе свойственны и, конечно, простительны детская наивность и великодушие. Но я надеюсь, что ты не настолько глуп, чтобы защищать убийц, ― братья и сёстры засмеялись, а я вцепился в изящные драпировки длинного одеяния, стараясь сдержать ужас, потому что уже понял ― отец приготовил своему непослушному сыну тяжёлое испытание.
Он встал и прошёл в центр зала, где раньше проходили заседания Учёного Совета, а теперь ветер гонял пыль по полуразбитым мозаичным плитам, бросая горсти песка в когда-то сияющие витражи окон. Слова отца звучали как приговор, не подлежащий обжалованию:
— Эти недостойные отбросы Вселенной посмели покуситься на самое ценное ― наше потомство, пытаясь использовать маленьких, ещё не повзрослевший метаморфов в своих грязных целях, ― он сделал паузу, и у меня заранее скрутило желудок, ― они осмелились похищать детей!
От его жуткого крика остатки стёкол осыпались внутрь зала, а перепуганные наследники Первого Советника упали на колени перед грозным отцом. Все как один… кроме меня. Дрожа, я ждал, пока он приблизится и заглянет в глаза непокорного сына.
Холодная рука подняла бледное лицо упрямца за подбородок, и отец, смеясь, нежно прижал мою голову к себе, приказав остальным:
— Оставьте нас!
Под топот убегающих детских ног мы сели рядом на пыльную скамью амфитеатра, куда я раньше приходил, чтобы с восторгом слушать отчёты Командиров экспедиций в глубины Космоса. Будучи совсем крохой, младший сын Советника мечтал однажды стать одним из них, прославив свой род… Это было не так уж и давно, как раз накануне высадки первой экспедиции людей и последующей бомбардировки соседних планет…
Отец обнял меня за плечи, его голос был одновременно и печален, и твёрд:
— Я знал, что ты не уступишь ― моя кровь… Тебе, малыш, придётся непросто, и, если бы у меня был другой выход… Впрочем, давай сразу к делу. Ты уже знаешь, что люди похищают детей ― необходимо это прекратить. Наш народ никогда не использовал силу, тем более, против слабых ― это запрещено высшим Законом, но пришло время дать отпор распоясавшимся негодяям, согласен?
Я кивнул, и он одобрительно похлопал меня по плечу:
— Пора остановить человеческую экспансию, сын, пусть возвращаются к себе домой. Я разработал план, но для его исполнения тебе придётся попасть к ним в плен и запастись терпением…
В этот момент стоящие напротив люди заговорили между собой, и, отбросив воспоминания, я весь обратился в слух, внимательно рассматривая тех, кто всерьёз собирался стать «моими хозяевами».
Несомненно, это были кадровые военные, и выдавала их не только новенькая форма и отличная выправка ― вдоволь насмотрелся на таких, бесстыдно хозяйничавших в наших лесах и скалах ―
