Ольга Кедук
Кофе с фисташками
Я никогда не слышала, где она живет.
Мы встречались в кофейнях и кондитерских, изредка по будням — в скверах нашего маленького городка.
В кафешках она всегда садилась у окна и внимательно туда смотрела. Даже поздними вечерами, когда в окно можно было разглядеть лишь тусклое отражение столиков и посетителей, она не изменяла своим привычкам.
Иногда она записывала что-то на тонких салфетках или в маленькую тетрадь пружинного переплета.
Я понятия не имела, чем она занимается.
Она всегда пила кофе. И, если заказывала что-то к нему, это были изысканные и очень странные десерты: в шоколад она просила добавить больше перца, а для творожного мусса не жалеть имбиря.
Сидя в ожидании заказа, она одну за другой выщелкивала из обтянутого кожей подсигарника короткие крепкие сигареты.
Наблюдая за ней впервые, я подумала, что так много курить может только человек, находящийся в мучительном ожидании кого-то очень важного…
После я поняла, что она ждет всю жизнь.
Я никогда не видела рядом с ней кого-либо, кроме случайных незнакомцев.
Казалось, ей интересен весь мир — каждый прохожий без единого исключения, и — никто конкретно.
Однажды в самом центре города я увидела рекламный плакат: «Девушка, пившая кофе в кафе «КофеФея» в субботу 17 ноября в 10 утра! Жду тебя там же каждый вечер после 19:00»
Я помнила ту субботу.
Тем утром мы обе были там: она с арабским кофе, я — с травяным чаем.
А еще там завтракала компания молодых парней, явно только вернувшихся из далекого путешествия: все в длинных меховых пальто и с объемными, но очень аккуратными чемоданами.
Встретив её в десерт-кафе после того случая, я не удержалась и спросила разрешения подсесть. Она спокойно кивнула и передвинула пепельницу, освобождая место для моей чашки.
Представляться, или даже здороваться, казалось мне настолько лишней условностью, что я сразу спросила про «КофеФею» — видела ли она стенд? Ходила ли на встречу?
Она лишь рассмеялась в ответ.
Потом поморщилась, неуютно повела плечами, и этим ответила на все вопросы.
А потом предложила угоститься сливочным эклером.
Видимо, за полгода случайных встреч не только я успела изучить её вкусы…
Мы продолжали встречаться и иногда даже здоровались, но больше не садились вместе.
Я так и не узнала её имя.
Круглый год она ходила в джинсах и длинных пайтах с капюшоном поверх просторной клетчатой рубашки. Она никогда не пользовалась косметикой, а длинные темные волосы собирала в кособокий пучок на макушке — с такой восхитительной небрежностью, что, спустя год после нашей первой встречи, я стала замечать такие прически у подиумных моделей — только там каждый «петух» и каждую неаккуратно торчащую прядку укладывали полдюжины стилистов и парикмахеров.
Хотя едва ли я обратила бы на это внимание, если бы не тот, наш единственный, но ставший самым увлекательным в моей жизни, поздний разговор.
Я впервые сидела к ней так близко.
Она была вся тонкая, почти прозрачная. С худыми запястьями и узкими ладонями. Ногти — нервно обкусаны. Она не носила ни часов, ни браслетов, ни колец. Тонкие локти терялись в рукавах рубашки, которая была ей явно велика.
Она постоянно вздрагивала и непрерывно отстукивала пяткой неизвестную мелодию, которая звучала только в её голове.
Я не помнила, чтобы хоть раз видела её улыбку — только однажды она заливисто хохотала на мой вопрос о свидании в кофейне.
Даже во время разговора её вечно прищуренные глаза пытались что-то разглядеть в темном окне.
Мне не было интересно ни её имя, ни возраст. Только — что она всё время записывает в свою пухлую тетрадку.
На вопрос она задумалась.
— Я, знаешь кто?.. Я — вроде как проститутка, только идейная.
Я смутилась.
Она, заметив это, не засмеялась — улыбка мелькнула только в её глазах, хотя губы остались неподвижны.
— Я продаю свои идеи.
Из маленького обтрепанного рюкзачка она достала свою тетрадь.
Между страниц выглядывали измочаленные края захватанных салфеток.
Она откинула обложку.
В тетради были не записи, как я всегда считала, а крохотные кривые рисунки. Чем-то это напоминало наскальную живопись, чем-то — детские ребусы.
— Я никогда не умела работать, — не то пожаловалась, не то похвасталась она. — Зато я умею придумывать. И оказалось, что кто-то мои мысли охотно купит — нужно только придумать, кто, и предложить.
Я только удивленно моргала, настолько безумной мне казалась идея продавать свои мысли…
Она снова полезла в рюкзачок и вывалила на столик целую кучу стиков сахара из разных заведений.
— Смотри. — Она взяла один, покрутила в пальцах. — Помнишь, раньше были квадратные пакетики? Его берешь, нужно растрясти, а, если сахар промок, то размять. Потом оторвать уголок… Высыпать в чай. А, чтобы высыпать весь сахар, приходилось его разными сторонами вертеть…
Она сделала паузу, разглядывая белый стик.
— Меня это всегда раздражало. А теперь — смотри.
Она ловко перевернула бумажную палочку, положила на указательный и средний пальцы, а большим придавила сверху, ломая её.
Бумага разорвалась ровно посередине. Сахар высыпался на стол.
Её пальцы засуетились, сметая белый песок в кучку и по щепотке собирая в салфетку.
— Эту купили первой. Лет… — она задумалась, — пятнадцать назад.
Я только и могла, что глупо улыбаться.
— Сейчас я вот — придумала.
Она открыла тетрадь где-то посередине, словно наугад. Мой взгляд сразу же заблудился в калейдоскопе крохотных рисунков.
— Доставай, — она кивнула на мою сумку для ноутбука — неизменный спутник фрилансера, ищущего идеальное рабочее место в кофейнях города.
Я извлекла ноутбук, положила на стол.
Она нетерпеливо замахала ладонью, показывая: ещё, ещё!
Я достала кабель зарядки, а за ним небольшой метровый удлинитель на одну вилку.
— Неудобно, правда? — спросила она. — Столики возле розеток часто заняты, а длины зарядника не хватает. А теперь представь, — она дотронулась тонким пальцем до кругляша розетки в стене. — Нажимаешь сюда. И она выщелкивается. А там — длинный кабель. Такой длинный, какой надо, а внутри намотан на автоматическую катушку.
Я покачала головой. Как? Откуда? Откуда такие идеи?..
Она не знала.
— Это просто, — говорила она, перебирая пальцами черный, остро заточенный карандаш. — Как вот… кофе с фисташками. Пробовала?
Я не пробовала.
— Да, — она кивнула. — Это потому что его никто не делает. Это просто, очень вкусно. Но с миндалем делают, с мускатом делают… С кедром, как «здрасти». А с фисташками — нет. Никто ещё не додумался.
Я понимала.
Мы говорили о
