Девочка (не) Джеймса Бонда
Евгения Халь
1 глава. Серый волк и Красная Шапочка
Стальной
Ты обалдел, Стальной. Она ж девочка ещё. Малолетка двадцатилетняя. На джинсах бусинки. И футболка с японскими мультиками. И совершенно однописуально, что это называется анимэ. Мультики они и есть мультики. Как их не назови. А под футболкой… прямо как эта мексиканская собачка: то есть, ни чихуахуа себе! Да заткнись уже, старый козел. Нельзя! Нельзя! Ей двадцать, тебе сорок. Это в твоём поколении двадцатилетние тёлки уже коляски с живыми ляльками катали, а в твоей профессии так и вообще матерели. Эта девочка из другого поколения. Миллениалы — они маленькие до тридцати пяти лет, если не больше. Недаром ЮНЕСКО возраст молодежи продлила чуть ли не до сороковника. А что делать, если они все, как "Киндер-сюрпризы"? Снаружи вроде взрослые, продвинутые, инет из ушей торчит. Айфоном научились пользоваться раньше, чем ты впервые голую бабу увидел. А внутри молокососы: белый слой молочной начинки и куколка.
А эта малышка, Аня, вообще девушка твоего сына Сашки. Неважно, что сын биологически не родной. Ты же его с пелёнок растил, когда его мать, твоя родная сестра и ее муж погибли в автомобильной катастрофе. Ему тогда три месяца было. А тебе двадцать. Тоже огрызок мелкий, конечно. Но на роль папаши грудью лег, как на амбразуру. А теперь увидел девчонку Сашки и к полу прирос. Буквально обалдел. И от кого? От какой-то нежной студенточки. А всё потому, что она на тебя так смотрит, как анорексичка на мороженку. Ну хватит. Отомри уже, озабоченный павиан! Не для тебя эта девочка. Прикрой рот с той стороны и поздоровайся с ней, как в лучших домах Парижа. А потом сына поздравь и уноси ноги от греха подальше. На тебе, Стальной, этих грехов столько, что в аду давно персональный котел приготовили. С надписью: "От нашего стола к вашему столу". Ты когда сдохнешь, черти даже не дадут патологоанатому к тебе подойти. Сразу умыкнут в пекло.
Игрушка она. Ты чего с ней делать будешь? В игры играть? Или ролики в инете смотреть? Так что заканчивай бодягу, Стальной. Конечно, любому мужику приятно, когда девушка вся млеет и краснеет. Тем более, такая юная. Но нужно и меру знать. Верни птенца в гнездо. Иначе пронесешься над здравым смыслом, как Гагарин над землёй. Родина слышит, Родина знает, как в вышине ее сын пролетает. Интересно: ей эта песня знакома? Да точно нет. Хотя… сейчас молодняк всю советскую классику перепевает. Все эти мальчики с гнусавыми голосами и одинаковыми мордахами. Главное, чтобы под роликом на ютьюбе было побольше не русских слов: фит-бит-мит-шмит-мерч, ди джей Грязь Подколёсная энд Морген- Гутен-Таг, и деваха на подпеве, тощая, как глиста в обмороке.
А ты, Стальной, даже их имен запомнить не можешь. Хотя у тебя в телефоне ни одного записанного контакта. Всё только наизусть.
Так что, чувак, катись-ка ты колбаской по Малой Спасской. Бабы у тебя давно не было. Некогда потому что. Или стареешь. Сороковник, конечно, не приговор. Но силы уже приходится распределять и экономить. Особенно при твоей работе. Раньше мог завалиться на хату с двумя красотками, всю ночь "читать им лекцию о международном положении", два часа прикемарить, и на рассвете, как огурец. А сейчас уже проспишь до обеда. А потом будешь полчаса искать ключи от машины, себя в зеркале и вчерашний снег. Но как же всё-таки двигаются эти анимэшки у Ани на футболочке, когда она вздыхает! Прямо на груди подмигивают тебе мультяшные глазки этой японской ерунды. Черт его знает, как мультик называется, но ты, Стальной, его бы назвал истинно по-японски: "Кому То Хировато". Ох, ёлки зеленые!
Аня
Пропала. Совсем. Мамочки! От него пахнет дорогим одеколоном и опасностью. Если любви с первого взгляда не существует, то почему я приросла к полу и не могу двинуться? Он улыбается. Но в узких от природы глазах какая-то настороженность. Волчья. Инстинктивная. Ее нельзя увидеть. Только почувствовать. И от этой хищной опасности у меня сладко замирает сердце. Да и внизу тоже замирает.
Он стоит, широко расставив ноги в черных джинсах. И мне так нравится легкая кривизна его ног со стопами внутрь. Так бывает у тех, кто занимается восточными единоборствами. И еще от него пахнет сдержанной силой.
Музыка внезапно смолкла. Я осталась в тишине. Только сердце тук-тук-тук. И ноги подкашиваются.
— Аня, Ань, ну ты чё залипла? Познакомься с моим дядей, о котором я тебе столько рассказывал, — донесся откуда-то издалека голос Сашки. — Его зовут Никита Стальной.
И тут я отлипла. И в коронной своей манере говорить глупости, когда очень хочется произвести хорошее впечатление, спросила:
— Стальной? Это никнейм такой?
Никита приподнял одну бровь и молча окатил меня взглядом. Как холодной водой из ведра.
— У моего поколения, детка, никнеймов нет, — его узкие губы с трудом приоткрылись, как будто им было жаль тратить силы и слова на такую дуру, как я. — Мы как-то всё по старинке. По пачпорту, так сказать.
— Это его настоящая фамилия, — подтвердил Саша. — Просто я — Колесников, так как мама в замужестве взяла папину фамилию. А девичья у нее была Стальная. Но можно звать его просто Китом. Потому что он большой и добрый, как кит.
— Можно, — легко согласился Никита. — Но не нужно. Никита Ильич звучит лучше. Компроме, милая барышня? — и снова ледяной взгляд из-под длинных, светло-коричневых ресниц.
Полыхнуло. То ли внутри, в моем сердце, то ли на щеках. Где-то снаружи меня обожгло холодным таким огнем. Как от стальной ручки, если на морозе за нее схватиться голыми руками. Барышня! Нашел же слово! Мягкой и пушистой стать не удалось. Сошла за дуру. Ладно, пойдем другим путем: ударим интеллектом. Не один он знает три с половиной слова по-французски.
— Уи, месье, — я присела в легком реверансе и бойко продолжила по-французски, — вообще быстро ухватываю суть, даже если со стороны этого не видно.
Бинго! Его бровь, все еще приподнятая в снисходительном высокомерии, опустилась на то место, которое ей выделила природа.
— Вы говорите по-французски, — он не спросил, просто констатировал факт.
— Да она у нас вообще полиглот, Кит, — Сашка изо всех сил пытался сгладить неприятную ситуацию. — Лучшая на курсе во всем. Английский, французский, итальянский — шпарит только так.
— Несказанно рад, — губы Никиты растянулись в подобие улыбки, но глаза
