Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
Виктор Маликов
Рождественские истории Залесья. Вторая ночь от Рождества, или Забытое преданье
Рассказ первый:
Испокон веков хранит славянский народ славные традиции своих предков. Никто, конечно, уже и не помнит, как они рождались, – уж очень глубоко уходят их корни в далекое прошлое русского народа. И отрадно сердцу русскому от того, что до сих пор нерушимой остается народная вера в то, что не на пустом месте и неспроста появлялись эти традиции, а их ревностное сохранение и почитание – дело поистине святое и благодатное. Тем более что время от времени, в подтверждение своё, нет-нет, да и случаются в такие вот, особо почитаемые на Руси дни, поистине удивительные и завораживающие истории.
Вот надо же сотвориться такому в Святые вечера?!..
Во вторую ночь Рождества разыгралась в Залесье сильнейшая метель. С нетерпением ожидая её окончания, сидел народ в праздном безделье по избам. Только лишь иногда совсем уж отчаянный гуляка решался выбраться в такое ненастье на двор, да и тот тут же возвращался восвояси, наказанный зимней стужей за свое безрассудство.
– Егорушка, сынок, вставай! Дрова в подтопке заканчиваются, изба настынет. Сходи к поленнице, принеси охапку. Вона как нынче зима лютует, не околеть бы.
– Зима на Святки лютует – примета хорошая. Знать, добрый урожай будет, матушка. А за дровами сейчас схожу, вот только рукавицы надену.
Не без труда преодолев сопротивление буйствующей метели, Егор отворил дверь и выскочил во двор.
«Ух, как глаза порошит, и темень такая, хоть глаз коли! А морозище! Брр! Вот уж где черти тешатся! – думал Егор, пробираясь по глубокому снегу к поленнице в сарае. – Возьму поленьев из средины побольше, всё посуше будут».
Набрал Егор поленьев полные руки до самого подбородка и уже в избу возвращаться собрался, как вдруг слышит за спиной человеческий голос.
– Помоги сынок!
«Чур, меня, чур! Почудилось или взаправду кто помощи просит?» – насторожился Егор.
– Не робей, обернись. Не обижу.
Егор растерянно обернулся на голос… Чуть левее от поленницы стоит старый-престарый пень-колода для колки дров. Рядом у стены топор приставлен, чуть дальше – «козел» для распилки бревен, и. больше ничего. Сараюшко-то небольшой совсем, отец покойный, царство небесное, в позапрошлом годе срубил на скорую руку для хозяйственного порядка. Только вот как-то пень-колода, Егору не совсем обычным показался – будто голова большая человеческая с бородой. Хотя, чему дивиться? В такую ночь ненастную, да еще и в кромешных потемках мало ли чего померещиться может.
– Кто здесь? – на всякий случай, для успокоения, спросил Егор.
– Я это, я. Правильно смотришь, Егорушка. Твой пень-колода, – ответил голос.
«Чудны дела твои, Господи! Пень говорящий!» – изумился про себя Егор, отбрасывая в сторону дрова.
– Что ж ты такое есть, гость непрошеный? И чего от меня надобно?
– Да ты шибко не дивись парень, – отвечает пень. – В рождественскую пору у нежити много обличий. Сами-то небось с матушкой плошку с молоком для домового за печкой держите. А?..
– Скажешь тоже, ведь то домовой – Хозяин! – многозначительно потряс Егор рукавицей у головы. – А вот ты?.. Дело совсем другое. Что за наказание Господне? Вместо колядок на двор всякая нежить является?
Пень-голова сконфуженно закашлялся.
– Господь тут ни при чём, сынок. Не поминай всуе. Это дела бесовские, вовсе не вам в наказание. Сил моих больше нет служить проклятому, а и поделать с этим ничего не могу. Связан я заклятием.
– Складно молвишь, – озадаченно почесал затылок Егор, – да вот верится с трудом. Кабы своими глазами не увидал, ни в жисть не поверил бы. Вот ведь незадача! В такой праздник великий нельзя отказать просящему, а чего тебе надобно – ума не приложу. Ну, – допытывался он у пня, – что делать с тобой прикажешь?! А?.. Да и зябко тут однако вот так распотякивать, поди, не Липень на дворе.
Пень-голова немного призадумался.
– А знаешь, что?.. Ты меня, как матушка ко сну отойдет, в дом снеси, поведаю всё как есть, – оживился пень. – Выслушаешь, а потом уже и решишь по душе, как со мной быть. Хочешь – смилостивишься, хочешь – в печи сожжешь.
– Величать-то тебя как? Что там у вас у вашего брата есть, имена аль клички какие? – подбирая с земли поленья, поинтересовался Егор.
– В мире мертвых нас Душами кличут, а при жизни Дубыней величали.
– Дубыня, говоришь? Хорошее имя. Что ж, Дубыня, давай на том и порешим. Дрова вот в избу снесу, погожу, пока матушка почивать ляжет, и тотчас за тобой вернусь. Посидим, покумекаем, авось на чем сладимся.
Снес Егор дрова в избу, поленьев в печь подбросил. Матушка тем временем узвар заварила, блинов напекла. Стол накрыли, помолились, как водится, и отужинали на славу.
Проводил Егор разомлевшую родительницу на печь. Дождался, пока заснет. Тихонечко задвинул занавеску, потушил лучину. А свечу в окне гореть оставил: положено! Вот стихнет метель, и тут же разгуляется веселая Коляда как ни в чем не бывало, и горе кому пропустить такое торжество – весь год у того в том дому достатка не будет.
Оделся Егор потеплее. Оглядел избу.
– Эх ты! Дурья башка! – хлопнул себя по лбу. – Икону отвернуть забыл!
Исправив оплошность, подхватил с лавки большой холщовый мешок, сунул его на ходу за пазуху и осторожно выскользнул из избы.
С мешком за плечами, утопая по пояс в снегу, не без труда, перетащил он в избу пень-колоду. Сам на лавку сел, у стола, а Дубыню на пол поставил, по левую руку.
Вдруг за печкой послышался шорох. Это дедушка Домовой, почуяв неладное, поспешил выяснить причину. Второпях покидая уютный угол, неловко споткнулся о молочную плошку и мохнатым клубком выкатился на средину избы.
Маленький, безобидный с виду старичок, с ног до головы покрытый густой черной шерстью, неторопливо выпрямился и тут. взгляд его уперся в Дубыню. Огромные глаза, и без того ярко-желтые, вспыхнули вдруг такой ослепительной яростью, что, казалось, даже стены избы вздрогнули и застыли от ужаса.
– Ты чего же это творишь, паскудник?! – набросился Домовой на Егора. – Нежить в избу пустил?.. Не позволю! А ну, гони его прочь! Сгинь! Сгинь, нечистый! – махал на Дубыню своими маленькими ручонками разъяренный дедушка.
– Сам-то кто?.. В зеркало поглядись, прежде чем зыркать глазищами! – не удержался Дубыня.
– Тш-ш… – зашипел в ответ Егор, прижимая себе указательным пальцем уста. – Матушку разбудите, проснется невзначай, страху натерпится. Тише, окаянные! Сцепились как дети малые!
Побранщики затихли, испепеляя друг друга ненавистными взглядами.
– Ты, дедушко, прости,
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
