Олег Рудковский
Домашнее задание
«Двойка» кривлялась на странице дневника, как уличный паяц. Вокруг сгустились ненастные тени; Илюша Поляков чувствовал себя так, словно угодил в мокрую черную вату с головой, только чуть-чуть воздуха осталось. Оттуда, из этой ваты, приглушенно и обидно доносились смешки одноклассников, перекрываемые грозным напутствием учительницы по русскому языку и литературе:
— И передай маме, пусть она мне позвонит. Поляков, ты слышишь?
Илюша кивнул, изо всех сил запихивая рвущиеся слезы внутрь себя. Он бы и заплакал, будь их только двое в классной комнате — он и учительница. Прием опробованный, и в двух случаях из ста слезы помогали ему разжалобить маму (а может, у нее в те моменты просто случалось не скандальное настроение). С училкой по русскому он бы точно опростоволосился со своим приемом, слезы тут были не в помощь. Но он все равно бы попытался. Если бы не Оксана. Оксана Воронкова сидела впереди него; стоит ему разнюниться, а ей — не в подходящий момент оглянуться, то первое, что она увидит, это его жалкие сопли на пунцовой, виноватой физиономии.
Он стиснул зубы и затолкал слезы внутрь, не поднимая глаз. Ему чудилось, что все его одноклассники продолжают на него коситься, сверкая злорадными ухмылками, не обращая внимания на возобновившийся учительский речитатив у доски. Вот он, Илюша Поляков, олух царя Небесного и братец Кролик в одном флаконе. Школа, аврал! Спешите все поглазеть на дуралея, ухитрившегося схлопотать за два дня две «двойки», пока он еще тут и не выпал из окна от стыда!
Тени углубились; Илюша Поляков таращился на «двойку», боясь поднять глаза. «Двойка» же деловито продолжала строить ему рожи, коли она для него центр внимания. Пот тек по спине, крупные капли ощутимо сползали в трусы, собираясь в лужицу. Щеки горели, как после вчерашних маминых пощечин, и участь Илюши была предрешена. Это конец, катастрофа! Второй «двояк» за два дня! В мае месяце. Накануне экзаменов. Это просто несправедливо, училка до него докопалась, в этом вся правда! Вчера только вызвала его к доске и разнесла по полной программе, после чего он притащил домой дневник, отяжеленный нелицеприятной отметкой, кои в дневнике этом, говоря начистоту, преобладали. Ну а вечером — заслуженные пощечины и знакомая встреча с мокрым полотенцем.
— Еще одна «пара», и домой можешь не приходить! — негодовала вконец вышедшая из себя Татьяна Полякова. — Слышишь? Хватит в точку пялиться, спустись на землю, в конце-то концов! Конец года на носу! Слышишь меня или нет?
Да слышал Илюша Поляков, все он замечательно слышал! И, как у многих в его возрасте, избирательность слуха выхватила из словесного нагоняя главную фразу: домой можешь не приходить. Стало быть, худо придется. Лучше вообще не возвращаться, а сгинуть где-нибудь по-тихому. К тому же в глубине квартиры невидимо и грозно ворчал отец, вторя маме. И еще: прием со слезами исчерпал себя за этот год, уже можно не реветь, не поможет.
— Марш учить уроки! И смотри у меня!
Всем своим видом напоминая заключенного, Илюша Поляков понуро побрел в свою комнату, готовить то, что задали в школе на завтра. В подобных ситуациях вполне благоразумно было прилежно и беспрекословно «смотреть у мамы», чтобы гроза не превратилась в шторм. В тетрадке с домашним заданием обнаружились любопытные вещи, как-то: алгебра, физика, черчение и все тот же русский язык. Илюша решил начать с легкого и взялся за черчение. В течение последующих двух часов он старательно дублировал картинку с учебника на альбомный лист, выставляя размеры и заштриховывая отдельные части. Закончив, мальчик обнаружил, что устал. А впереди еще — прорва заданий. Но готовить было нужно. Раздраженный звон тарелок, доносящийся с кухни, — мама мыла посуду, — как-то не располагал к безделью. А потому целых пять минут Илюша Поляков стойко боролся с самим собой, напрягая глаза и вглядываясь в учебники. Однако вскоре и сам не заметил, как очутился в своей любимой стране фантазий. Впрочем, это всегда происходило вот так: исподволь, он как бы оставался не причем, само собой получалось. Так было и вчера, и позавчера, и каждый день.
В этой вымышленной стране он уже не выглядел как заключенный. Он был пионером нехоженых территорий, заброшенных военных бункеров, древних, увитых растениями крепостей, горных пещер и катакомб. И Оксана Воронкова, что сопровождала его всюду, в самых опасных экспедициях, не смотрела насмешливо. А совсем даже наоборот смотрела. И не нужны были ни алгебра, ни химия, ни русский язык. Смелость и отвага — вот все, на чем держался мир Илюши, когда он закрывал глаза и уносился прочь из дома на карете, запряженной мыслями, идеями, невероятными фантазиями. Там он не получал «двоек» и каждый день был готов совершить подвиг.
А сегодня утром, перед школой, подвиг Илюши свелся к тому, что он сумел убедить себя: все нормально. Прокатит. Учитель истории, к примеру, каждый раз, надо — не надо, любит твердить, что снаряд не попадает дважды в одно и то же место. Вчера его вызывали к доске, влепили «пару», а сегодня очередь других. Конец года все-таки, надо всем успеть потрепать нервы.
Но оказалось, что учитель истории ни фига не мекал, и снарядами можно лупить в одно и то же место хоть тысячу раз. Главное, выбрать объект и прицелиться хорошенько. До тысячи Илюша все равно не дойдет, ему достаточно двух. Учитывая вчерашнюю грозу, сегодня, когда Илюша передаст маме просьбу училки, подкрепляя слова очередной наглядной «двойкой», его просто замаринуют в банку и оставят там на все лето. Или же воплотится самый худший Илюшин кошмар: его отправят в детский лагерь. И там ему придется надолго распрощаться со своей страной, потому что он будет окружен незнакомыми ребятами, которые обязательно станут его дергать, приставать к нему и что-то от него хотеть.
Хорошо хоть этот урок был последним на сегодняшний день. Кое-как Илюша Поляков дождался звонка, ерзая на влажных от пота, кусающихся трусах. Только под конец он осмелился взглянуть на спину Оксаны. При виде ее темных волос, вспомнив ее неземной, фиалковый взгляд, Илюша размяк, и страна фантазий внезапно подступила ближе, разогнав тени по углам, и границы между мирами стали прозрачными. Но он не поддался искушению переступить черту. Здесь нельзя. А то заметят и станут смеяться. Или училка вдарит ему еще одной «двойкой» по лбу, до кучи, чтоб неповадно было.
Из школы Илюша вышел одновременно
