ПРОЛОГ. 12 марта 1940 г.
В душной комнате рядом с площадкой перед ангаром сидели в ожидании девять человек, точнее, десять, если считать завернутого в одеяло ребенка, спавшего на руках у молодой итальянки. Три женщины, шестеро мужчин, все разных национальностей, и бронзовое месиво из пропеллеров за замерзшим окном. Все пассажиры уже дошли до той степени отчаяния, что были готовы покинуть Осло посреди ночи и в разгар зимы. В воздухе чувствовалась сдерживаемая ожесточенность, усталость и зарождающаяся истерика. Никто не разговаривал.
Жак Альер сидел рядом с дверью, прислонившись спиной к стене, в одной руке была зажата вечерняя газета, другая спрятана в карман. В неотапливаемой комнате было морозно, но его кожу покрывали капельки пота, а рука в кармане сжимала пистолет.
Часы показывали три минуты после полуночи. Самолет должен был вылететь в 12.07. У Альера забрали паспорт десять минут назад и так и не вернули. Человек по имени Демерс, у которого был весь его багаж, странным образом исчез с аэродрома, и это была только одна причина из многих, вынуждавших Альера нервно потеть. Он ненавидел летать. Когда он брался за эту операцию, он просил, чтобы его забрала подводная лодка из Бреста. Или эсминец из Тонсберга. А получил самолет на восемь мест с обледенелыми крыльями и без намека на оружие.
Он молился о том, чтобы ему разрешили подняться на борт, хотя Альер был не из тех, кто верит в Бога. Не сейчас.
Это был худой человек с мягкими чертами лица, в добротном драповом пальто и в очках, как у банкира. Лет ему было, наверное, около сорока пяти. Он был типичным европейцем и выглядел потрясающе мирно в это военное время. Он отвел взгляд от проклятых часов (Демерса все еще не было) и начал равнодушно разглядывать других пассажиров. Двое мужчин спорили о политике по-голландски. Застенчивый парень, почти подросток, выглядел взволнованным, барабанил пальцами по ручке кресла и стряхивал пепел с сигареты на линолеумный пол. Женщина с седыми волосами флегматично ела маринованную селедку из вощеной бумажной коробки, купленной в одном из магазинов Осло. Никто не разговаривал. Никто не переглядывался. Только высокий крепкий светловолосый парень в безукоризненном пальто из верблюжьей шерсти уставился, с легкой улыбкой на губах, на молодую итальянку со спящим ребенком.
«И кто мог бы его обвинить?» — подумал Альер с раздражением. Она была прелестна, меховой воротник легко касался ее чуть вспыхнувшей румянцем щеки, собранные в узел темные волосы блестели из-под шляпы. На ней были перчатки из страусиной кожи, ее плечи были ссутулены, возможно, от холода, или она просто заботливо, словно Мадонна, склонилась над своим ребенком. Было ли ей хотя бы двадцать? Ее паспорт и билет лежали позади нее на деревянной скамейке. Как и Альер, она бежала в Амстердам в сумраке ночи.
«Вернись», — мысленно убеждал он ее. — «Езжай на север, езжай на запад, куда угодно, только не домой». Он бросил взгляд на ее рот, изогнутый, как скрипичный ключ, и на ее необычайно голубые глаза на фоне загорелой кожи ее лица. Светловолосый парень, расположившийся напротив, смотрел в том же направлении.
— Мадам, — вкрадчиво сказал он по-итальянски, — кажется, вы совершенно продрогли. Может, сигарету? Что если я прикурю ее для вас?
Девушка не обратила на него внимания, даже не подняла головы. Альер позлорадствовал над пренебрежением, которым одарили светловолосого, внешне походившего на норвежца или даже англичанина, но на самом деле, как уже знал Альер, он был немцем — широкоплечим безупречным немцем в гражданской одежде, прогуливающимся по аэродрому, откуда он, Альер, собирался сбежать. Факт присутствия немца означал то, что Альер уже практически мертв. Демерс и багаж не появятся.
Он бросил свернутую газету в урну и направился к двери, ведущей на посадку. Один из них отправлялся в Перт, другой — в Амстердам. Винты завывали на холоде, пилотов беспокоил лед. Была вероятность, что их всех отправят по домам, и предложат попытаться улететь завтра. Для Альера это будет означать вооруженный эскорт на обратном пути во французское представительство. Затолкают во вражеский автомобиль, а потом пуля — в висок после стольких часов допроса? Он продолжал пристально смотреть в окно зала ожидания, стискивая за спиной руки в перчатках. Сознание движения. Что-то происходит. Надвигалось что-то ужасное.
Почти две недели назад он поднялся по мраморным ступеням Министерства вооруженных сил и получил фальшивый паспорт на девичью фамилию своей матери. Фрайсс. Он был Майкл Фрайсс из Зальцбурга, сорок один год, банкир, которому дела нет до этой странной войны между Францией и немцами, продолжающейся вот уже семь месяцев без единого выстрела. Той ночью он сел на последний поезд через границу, идущий в Амстердам, и затем понемногу перемещался на север, в Стокгольм, и, наконец, в Осло. В крохотном заснеженном городке рядом с горами Телемарк пять дней длились переговоры, сопровождавшиеся богатыми обедами, признаниями в вечной дружбе и рискованной пропагандой французского флага. Уклончивые советы в дипломатической миссии — никого из обычных дипломатов не посвятили в тайну, и свет, горевший всю ночь в корпусе немецкой разведки за садовой оградой.
— Вы знамениты, — заявил ему французский посол, криво улыбаясь. — Все хотят поговорить с вами. Наши люди поняли это с того дня, как вы покинули Париж.
Это была расшифровка полученной по радио информации из Германии: «Любой ценой перехватить подозрительного француза, путешествующего под фамилией Фрайсс». Но чего посол так и не удосужился сообщить ему, так это то, что Альера предали еще до того, как он сел в ночной поезд в Амстердам.
«Кто?» — спрашивал он себя. — «Шпион в офисе Дотри? Кто-нибудь из банка?»
Вдруг вдалеке раздался звук полицейской сирены: настойчивый, он становился все ближе и громче.
«Возможно, это был кто-то из лаборатории. Один из людей Жолио. Или чертова Демерса. Наверное, он уже продал багаж».
— Мистер Фрайсс, — раздался рядом голос.
Он обернулся и увидел бесстрастное лицо норвежского пограничного контролера. Женщина в безупречной униформе. Ее подстриженные волосы были такие светлые, что казались почти белыми. Она протягивала ему стопку бумаг, но он не обратил внимания на ее руку. Полицейская сирена была слышна уже у самого входа на аэродром. Рукоятка пистолета, влажная от пота, провернулась в руке. Через несколько секунд дверь распахнется, и, натыкаясь друг на друга, ворвется группа людей, стремясь скорее схватить его. Возможно, у него будет время, чтобы сбить с ног одного из них — может быть, того большого немца, — но там были женщины, и спящий ребенок на руках Мадонны…
— Ваш паспорт и билет в Амстердам, — настаивала пограничный контролер. — Все в порядке. Вы можете пройти на посадку.
Он посмотрел поверх ее головы и встретился глазами с немцем. Он все еще слегка улыбался, и все так же снисходительно смотрел на юную итальянскую принцессу, которая уже поднималась со своего места, прекрасная и безразличная. «Он даст мне уйти, чтобы последовать за мной», — подумал Альер. — «Но дальше я его не поведу».
