Тилис
(Сергей Филимонов)
Время ушельцев
Роман в трех книгах
Книга первая
Странники Восходящей Луны
В повестке дня — история странных людей:
Они открывают двери — те, что больше нельзя закрыть…
Б. Г.
Падение Эль-Кура
На длинных, ровных и прямых океанских волнах мерно покачивался плот. Крепко сбитый из тщательно оструганных брусьев, он с одного угла был скруглен на косую дугу, подобно створке ворот древнего замка.
Впрочем, это и была створка ворот — толстые сплоченные брусья лежали в несколько слоев крест-накрест, чтобы их нельзя было пробить одним ударом. Даже если это будет удар крепостного тарана.
Еще сутки назад ворота висели на своем месте, и над береговыми скалами мощно звучал голос Алекса:
— Мы десятеро присланы к вам от Братства Светлых Магов, дабы не исполнилось Великое Пророчество Ланха. Ибо ведомо всем, что он предрек при закладке этих стен: «Когда падет Эль-Кур на юге, не устоять и Сулькаиру на севере. И четверо пойдут из Западных Земель в страну Востока, и с их походом окончится судьба того мира, который мы знаем».
Еще утром на башне маяка Эль-Кур стояло шестнадцать защитников.
Сейчас по океану плыла лишь створка башенных ворот, унося прочь от берега троих.
Один из них уже умирал, и в уголках его губ пузырилась кровавая пена, окрашивая бороду в ярко-алый цвет.
— Славно поработали… — шептал он склонившемуся над ним рослому воину. — Семь сотен их там осталось… не меньше. Понимаешь, Тилис? Семь сотен… И галеры… тоже сгорели. Они уже никогда не выйдут в море. В море… — прошептал умирающий, глядя на волны. — В Сулькаир. Поплывем в Сулькаир… Да, Тилис? Дивный город… И там много тюленей… У них глаза такие грустные… И в Карнен-Гул… и прямо за Эльгер… и туда. А там бросьте. Только осторожнее…
Сознание его мутилось, и слова можно было разобрать уже с трудом.
— За Эльгер? — спрашивал Тилис. — Ты хочешь идти в Двиморден? Да, Эйкинскьяльди? Со мной? Да?
Но Эйкинскьяльди уже не слышал его.
— Вот и все, — шептал он. — Нет… еще не все. Нет… все, государь. Я все сказал. Это очень важно… государь.
Глаза Эйкинскьяльди медленно закрылись. Его пальцы еще двигались в последней судороге, но Тилис уже чувствовал, что на плоту остались двое.
Алекс, не отрываясь, все это время глядел назад — туда, где вздымался к небу дымно-багровый столб пламени. Это было все, что осталось от маяка Эль-Кур — если, конечно, не считать плота, на котором, вытянувшись, лежал Эйкинскьяльди.
Тилис выпрямился. Алекс был ниже его на полголовы, однако Эйкинскьяльди, если бы он мог встать, едва доходил бы им обоим до пояса.
Но это был храбрый воин, доблестно павший в бою — и поступить с его телом надлежало так, как того требовал обычай.
Подняв лежавшую тут же тяжелую двулезвийую боевую секиру, Тилис аккуратно подцепил ею торчавший из плота гвоздь. Согнув его сильными пальцами в кольцо, он намертво соединил в подоле кольчугу погибшего. А затем положил топор на его изломанную страшным ударом грудь и некоторое время стоял неподвижно — насколько это позволял качающийся плот.
— Командир, повернись сюда, — попросил он.
Алекс повернулся медленно, как лунатик.
— О Эйкинскьяльди из рода Мотсогнира, последнего государя гномов! — произнес Тилис. — Ты не посрамил чести своего предка. Ты бился с врагами так же, как бился он, не щадя ни своих сил, ни крови, ни самой жизни. И, будь живо Эльгерское царство, ты стал бы его государем заслуженно. Прости же, что мы не можем похоронить тебя по обычаю твоего народа. Но просторной будет твоя могила, в ней же да упокоятся все погибшие в море. Да примет твою душу Владыка Морей и да передаст ее Создателю Гор, коему принадлежит она по праву. Прощай же, Эйкинскьяльди. Во имя Бога-Творца, Младших богов и покровителя всех гномов, коего именуют они Амадхалом — пребудь в мире!
Тилис опустился на одно колено и снял с груди гнома его оружие. А потом, подняв маленькое тело на руки, шагнул на край плота и запел пронзительно-скорбную погребальную песню.
Плеск воды слился с последней нотой, и зеленые прозрачные волны сомкнулись над мертвым лицом.
— Вот и все, командир, — вздохнул Тилис, не заметив, что повторил посление слова Эйкинскьяльди. — Постой! Что это?
Впереди, в той стороне, куда дул ветер, покачивался на волнах длинный плоский предмет. И на нем суетилось что-то живое.
Тилис некоторое время глядел туда.
— Командир, — обратился он к Алексу, — разреши воспользоваться твоим оружием.
— Возьми, — Алекс достал из-за спины тяжелый двуручный меч.
Тилис с размаху вогнал клинок острием в доски, сбросил с себя длинный и широкий плащ и привязал его к рукояти так, что получился треугольный выпуклый парус — спинакер. Парус быстро надулся, и ветер погнал плот к странному предмету.
Вскоре уже можно было различить длинный плоский ящик и бегавшего по его аляповато размалеванной крышке маленького черного щенка.
— Мясо, — бесцветным голосом произнес Алекс.
— Мясо?! — возмутился Тилис. — Это собака, а не мясо! Может, в нем тень Эйкинскьяльди воплотилась. Или кого-то из наших ребят.
— Вечно вы, фаэри, в благородство играете, — недовольно проворчал Алекс.
— Не знаю, — хладнокровно парировал Тилис. — По-моему, это вы, люди, все время простых вещей не понимаете.
С этими словами он подцепил ящик топором и левой рукой подхватил щенка за шиворот. Алекс, как будто очнувшись, взялся за противоположный конец ящика и помог Тилису втащить его на плот.
— Тяжелый, — произнес он. — Наверняка в нем что-то есть.
Щенок между тем отряхнулся и радостно забегал вокруг Тилиса.
— А он и правда как тень, — заметил тот. — Такой же черный. Ну что смотришь? Понимаешь, что про тебя говорю? Ну ладно, ладно. А хочешь, я буду звать тебя Тень — Морхайнт? Да? Хочешь?
— Помоги ящик открыть, — тем же бесцветным голосом внезапно произнес Алекс.
Тилис аккуратно всунул топор в щель, нажал, и замок, коротко скрежетнув, отлетел в сторону. Внутри лежал большой лист дрянного волосатого пергамента, покрытого толсто намалеванными рунами. Настолько толсто, что, казалось, автор за неимением пера писал пальцем, обмакивая его в чернила.
— «Высокопарное слово к воинам. Да воспламенится ваша храбрость…» — прочел Алекс. — Язык тархи.
— Иффарин, — полупрезрительно-полуутвердительно произнес Тилис. — Вот, значит, откуда…
Пылающей башни маяка уже не было видно, она рухнула, и только
