Анна Кир
Сердце в аренду
Лес забвения укутал густой туман, он становился всё плотнее по мере того, как близилась горная тропа. Стволы деревьев тянулись ввысь, туда, где кроны закрывали пасмурное небо.
Тина споткнулась о корни, выступающие из-под земли, и зло зашипела. Дорожка плутала средь зарослей, а кусты норовили разорвать платье, цепляясь за него колючками. Она подумала о том, что вряд ли доберётся до укрытия дракона в должном виде.
Этот заказ пришёлся как нельзя кстати, потому что год оказался тяжёлым, а кошелёк пустым. Она никогда не думала, что заслуживает быть любимой, ведь стабильно лишала любви других, вырывала чувство из их сердец с корнем.
Дракон редко показывался людям на глаза, а дом его находился на вершине горы в лесу забвения. Там, куда не ступает нога человека. Но Тина ведь не человек. Была им когда-то. Но больше нет. Ей не страшны миазмы тумана, не страшны и чудища, в чаще обитающие. Не страшен и ящер. Что он сделает? Украдёт сердце? Так у неё их с десяток сокрытых, трепещущих за душой. Она как ларец с двойным дном, не вскроешь.
Ноги ноют, когда девчонка поднимается выше. Они болят от долгой ходьбы, а в лёгких не хватает воздуха, потому что здесь он слишком разреженный. Добавить к тому яд, содержащийся в драконьем дыхании. Неудивительно, что он сторонится людей. Рядом с монстром те долго не проживут.
Тине хотелось бы скорее покончить с делом и воротиться в свой маленький дом в деревушке на границе. А ещё ей немного любопытно, кого умудрился полюбить дракон. Как это, вообще, случилось, если он почти не покидает своих земель?
Она хрипит, когда, наконец, добирается до места назначения. И с удивлением узнаёт, что логово ящера — вовсе не чёрный зёв пещеры, а вполне приличная изба с кривым забором, но добротной крышей и крыльцом. Она оглядывает себя и удручённо выдыхает: платье теперь больше напоминает рваную занавеску, а не дорогой наряд. Кулак опускается на дверь трижды прежде, чем ей открывают.
— Скупщица, полагаю? — спрашивает мужчина, сурово нахмурив брови.
Тина сглатывает, когда встречается с ним взглядом и видит вертикальный зрачок на золотистой радужке. Что ни говори, а всё равно жутко.
— Правильно полагаете, — соглашается она и проходит внутрь, поднырнув ему под руку.
Дракон оказывается не таким уж мистическим, не считая глаз. На вид обыкновенный мужик: красивый, чёрт, но всё равно обыкновенный. Ни тебе крыльев под пять метров в ширину, ни острых зубов с локоть, ни огня, валящего из раскрытой пасти.
— А где…? — говорит Тина, тотчас закрывая рот, потому что вопрошать такое вслух — дурной тон. Но дракон понимает. Он усмехается по-доброму и машет ладонью в сторону пары крепких стульев, предлагая присесть.
— Это человеческий облик. В истинном я не могу вести беседу, — просто поясняет он и садится первым.
— Ооо, — только и может вымолвить она, параллельно осматривая жилище. Тут нет ничего лишнего: кровать большая из дерева, шкаф, лавка, печь, да обеденная зона.
— Как это происходит? Мне нужно раздеться или вы прямо так? — по-деловому интересуется дракон, и, не получив ответа сразу, видимо решает, что одежда всё-таки помешает.
Тина таращит глаза.
— Боже, нет! Только мне вашей наготы не хватало! Не нужно! — он послушно возвращает рубаху на место. Но ей-то теперь как это добро развидеть? Она ожидала горы мышц и роста под два метра, но вот он перед ней: выше неё всего на голову, жилистый, лицо всё в веснушках, золотистые кудри в беспорядке, а жёлтые глаза хитро блестят, будто бы притворился дурачком специально. Нет же, верно? Зачем подобное ребячество дракону? — Оплата вперёд, — заявляет Тина, протягивая ладошку. Он усмехается и кладёт деньги не в неё, но рядом.
— Теперь можно приступать? — улыбается он, а она пересчитывает блестящие золотые монеты. Говорят, драконы — жадные, однако в мешочке насчитывается большая сумма, чем они оговаривали по артефакту связи. Что же, ей повезло, оспаривать предложенное — себе же подлянку ставить.
— Можно, — важно кивает Тина. Она закалывает рыжие пряди заколкой, чтобы не щекотали щёки, и осторожно ведёт пальцами по его венам, считывая пульс, а затем по ним же смотрит силу связи.
— Ого, — поражается она в который по счёту раз за сегодня, — да ваше сердце так пылает, будто не хочет отпускать любовь, — порой извлекать сердца просто, особенно, если человек за чувства не цепляется, если претерпел боль потери или предательства. Отсоедини магией нити, связывающие две души, оборви лишнюю, переплети заново и воткни на место одного — другое, только уже искусственное. Люди с волшебными сердцами вольны сами выбирать, что им ощущать или кого любить, ненавидеть. Многие, кто готов платить, выбирали этот путь. Правда, в последнее время желающих отчего-то поубавилось. И это мягко сказано. Магический совет посовещался — посовещался и вдруг решил, что вредно оно — заменять своё натуральное, грешно. Ведьмы, вообще, существа коварные, добра не несут. Так что ест нынче Тина хлеб с солью. Без изысков.
— Так я и не буду, — вскидывает брови мужчина, словно удивлённый её репликой.
— В смысле не будете? — ахает она. — А зачем я сюда добиралась двое суток? Чтобы ваше «не буду» услышать? — аж злость взяла! Что за дурак! Дракон ещё называется. Кто ж это решение меняет, когда уж пути назад нет?
— Так я вас не за тем позвал. Я покупать, не продавать, — терпеливо разъясняет он и, кажется, забавляется.
— Куда ж? У вас своё здоровое, вона как колотится, — хмурится она, прощупывая голубоватую венку на запястье.
— Мне чужое не надобно, мне твоё нужно, — посмеивается дракон, перехватывая её ладонь.
Тут-то Тина и обмерла. Застыла с приоткрытым ртом, что того гляди муха-то и залетит, да и не смогла закрыть.
— Моё? Которое прям моё? — глупо спрашивает она, а он кивает с чуть смущённым видом, будто, действительно, стесняется. — Бросьте эти глупости! Я не приемлю неуместных шуток.
— Так я и не шучу, — вскидывается дракон, встречая её ошалевший взгляд. — Видите ли, батюшка подгоняет, говорит: все сыновья, как сыновья, давно девицу выкрали и живут себе счастливо. Но красть, спалив половину села, как-то совсем неловко, — говорит этот чудик, почёсывая ногтем бровь. — Наверное, вы не помните, но мы виделись в прошлом, вы тогда на рынке разбойников отлупили. Тогда ж и понял: вот она, моя пара. Ну и решил, что так всяко лучше, чем воровать. С одной стороны, сердце же покупаю, а с другой,
