С добрым утром, Марина
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Теплоход, высадивший на берег пеструю, шумную, говорливую толпу пассажиров, уже отчалил от пристани, а Марина все стояла с чемоданом под густым раскидистым кленом. Ее никто не встречал, хотя из Гремякина обещали прислать «Москвич». С досадой подумала, что в деревне, куда ехала она на первую свою работу, должно быть, живут не очень-то чуткие люди, что это по их вине теперь придется тащиться с тяжелым чемоданом через мост на тот берег, ловить попутную машину, а потом еще и в самом Гремякине плестись по неизвестным улицам, пока не набредешь на колхозную контору.
В трех шагах от нее сидела на скамейке немолодая женщина в платке и вязаной серой кофточке с большими пуговицами. У ног ее стоял детский трехколесный велосипед — наверно, городская покупка для какого-нибудь сорванца. Как и Марина, она тоже кого-то поджидала, но и за ней никто не приезжал.
Был полдень, знойный, душный, с безупречно голубым небом и редкими белесыми облаками. Река искрилась под солнцем; казалось, она излучала свет, хотелось смотреть и смотреть на нее, ни о чем не думая.
— Извините, вы не из Гремякина? — обратилась к женщине Марина, немного смущаясь.
Та оторвала взгляд от реки, покосилась на девушку строгими круглыми глазами, как бы говоря: «Чего спрашиваешь, разве и так не видно?» Что-то усталое, уходящее, недовольное было в морщинистом лице этой немало пожившей и повидавшей на своем веку женщины.
— Я попутчицу ищу, — опять сказала Марина.
— Ну, гремякинские мы, а тебе-то что, милая? — сдержанно отозвалась женщина. — К нам едешь иль еще куда?
— К вам, к вам, в Гремякино!..
Марина искренне обрадовалась счастливой встрече с попутчицей. Она тоже присела на скамейку, повеселевшая, как бы показывая всем своим видом, что теперь вдвоем им будет куда сподручней поджидать машину и добираться до деревни. Женщина, слегка наклонясь, спросила ее:
— А чего ж это ты, милая, к нам? В гости к кому, что ли? Вижу, вроде городская…
По простоте душевной Марина чуть не назвала женщину бабушкой, но это было бы, пожалуй, бестактностью, потому что пожилая попутчица все же не походила на старуху, и девушка сказала:
— Я, тетя, работать буду в Гремякине.
С какой-то настороженностью женщина продолжала вглядываться в девушку, но строгое лицо ее уже заметно подобрело, словно на него дохнуло освежающим ветерком.
— Работать? А кем же, милая, ежели не секрет?
— Киномеханик я. Картины буду вам крутить.
— Киномеханик? — изумилась женщина, будто услышала невесть что. — Да ты никак, девонька, смеешься надо мной? Это ж работа для парней. Завсегда они в кинобудках, круглые коробки таскают.
Улыбка скользнула по лицу Марины, она хотела было воскликнуть: «Эх, тетя, да и отсталые у вас взгляды!» — но вовремя сдержалась. А женщина, не скрывая пробудившегося интереса, спросила уже мягче, хоть и с некоторой неуверенностью:
— Ну, а жить у кого будешь? Тебе поди комнатка нужна? Чтоб чистенько, уютно и недорого…
— Не знаю, ничего не знаю, — покачала головой Марина и на секунду зажмурилась.
Она и в самом деле пока не представляла себе, где будет жить, как устроится в деревне, с кем подружится. В ее коричневой сумочке лежало направление в Гремякино, удостоверение об окончании курсов киномехаников, да у ног стоял чемодан с девичьими нарядами — вот и вся она, все ее богатство. А еще у нее было желание наконец-то начать самостоятельную, независимую жизнь, к которой так готовилась последние годы в детдоме. Отца она не знала вовсе, а мать умерла, когда Марине было три года; единственная тетка жила на Урале и напоминала о себе только в письмах под Новый год, желая племяннице крепкого здоровья и большого-пребольшого счастья…
Марина и женщина продолжали сидеть под ветками клена, как вдруг в конце улицы загромыхали по мостовой колеса. Пара коней вихрем неслась к пристани, и парень, привстав на линейке, нахлестывал их кнутом что было силы. Грохот стремительно нарастал, будто гром. Кони были сильные, гривастые, откормленные и через минуту-другую уже остановились напротив пристани. Парень соскочил наземь, возбужденный и нетерпеливый, сорвал с головы клетчатую кепку.
— Эх, чертяка! Опоздал…
У него были светлые, почти белые волосы и такие же брови на розовато-загорелом лице, а уши торчали, будто их оттянули в стороны да так и оставили. Он бросился вниз по лестнице, к пристани, но тут же вернулся, растерянный, с виноватым видом, подошел к коням, похлопал каждого по морде. Гнедые потряхивали черными густыми гривами, косили огненными диковатыми глазами.
— Опоздал, красавцы, к теплоходу, делать теперь нечего! — опять сказал парень и закурил.
Подперев подбородок ладонью, женщина молча наблюдала за ним. Что-то щеголеватое было в этом парне: клетчатая кепка надета набок, новая рубашка с карманами на груди, рукава засучены по локоть.
Марина тоже смотрела на парня, но почему-то обратила внимание только на его хромовые, начищенные до блеска сапоги.
«Чудак!.. Вырядился, как на свадьбу», — усмехнулась она про себя.
— Что, милок, иль невесту упустил? — кивнула женщина задумавшемуся парню.
Тот нехотя обернулся к ней, перевел взгляд на Марину, но особого интереса не проявил — должно быть, он принял их за мать и дочь, только что сошедших с теплохода.
— Невест и в Суслони хватает, по рублю штука, — все же процедил он сквозь зубы.
«Задавака в сапогах!» — снова усмехнулась Марина и поднялась со скамейки.
Цветастое платье красиво облегало ее стройную фигуру, а на загорелой шее поблескивали крохотными вспышками янтарные бусы, которыми ее как-то наградили на смотре художественной самодеятельности за чтение стихов Сергея Есенина. Марина знала, что ее считали хорошенькой, миловидной. Теперь парень пристальней посмотрел на девушку, в глазах его промелькнуло удивление, он как бы спрашивал: «Что за деваха, откуда такая?» Но заговорил он не с ней, а с женщиной:
— Я должен был встретить одну знаменитость с орденами… Чугункову из Гремякина.
— Кого, говоришь, кого? — переспросила та, настораживаясь, и почему-то посмотрела на Марину.
— Да героиню, доярку! Неужели не знаете?
Парень подошел к скамейке; он нет-нет да и поглядывал на девушку: то ли хотел о чем-то спросить, то ли просто любовался ею. Марина это чувствовала, ждала, что будет дальше.
— Выходит, милок, это ты за мной пожаловал, — очень спокойно сказала женщина. — Чугункова-то я. Кому понадобилась в Суслони?
Опешив, парень заморгал белесыми ресницами, но через минуту уже пришел в
