Александр Бекетов
Медуза
Она вернулась неожиданно. Нет. Она вообще не должна была приходить сюда. Ей не место тут. Опасно находиться рядом с ней. Всегда.
Во время её отсутствия все начинает жить и дышать. Мысли начинают шевелиться и напоминать о себе. Все приобретает резкость, чёткость и смысл. Нет необходимости вести разговоры и отвечать на вопросы, опускаясь на уровень развития сколопендры.
Она здесь. Плевакина. Во всей своей красе.
Она мне никто.
Я подготовился заранее. Разобрал себе постель в проходной комнате на кушетке. Вынул из запаса гримасу сонной усталости.
Необходимо притвориться глубоко спящим. Как можно скорее.
Лежу на спине. Лицо моё открыто. Глаза закрыты.
Так, любому вошедшему станет ясно, человек лежит и спит. Ему хорошо. Надеюсь на чудо, как школьник перед новогодней ёлкой. Надеюсь и Она поймёт. Я сплю!
Звук шагов справа от меня. Если не знать, что мимо проходит 30-летняя девушка, блондинка, типа звезда эротических календарей и фотосессий в стиле bondage, то можно смело представить пробирающуюся сквозь гущу леса жену орангутанга. От поступи звенят бокалы, трясётся люстра и кряхтит холодильник
Ейная внешность вызывает у меня недоумение. Как кому-то в голову может прийти мысль о Её привлекательности? Кто может находить эту конструкцию из костей и мяса эротичной? Как можно, опухшее от алкоголя лицо с отвисшей кожей под глазами, словно паруса в тихий день, принять за милое? Как по ней можно скучать? Как можно с нетерпением ждать её возвращения домой и огорчаться её уходу?
При разговоре с Нею я всегда отвожу глаза, мне всегда кажется, что со мною говорит привокзальная бездомная. Я опасался того, что в какой-то момент Плевакина начнёт хватать меня за руки и жалобным голосом напевно станет клянчить у меня хлебушка.
Орангутанг проследовала в спальню. Неужели она угомонится и до завтра можно забыть о её существовании?
Тело моё расслабилось как после приятного массажа. Веки стали наливаться тяжестью и в позвоночник томно застонал, как если бы у него был язык и ему дали вдоволь нализаться мёда или сметаны. Проваливаюсь в сон. Исчезает гравитация и части света.
Плевакиной я стал её называть с тех пор, как услышал историю о том, как она стала плеваться в собеседника, когда иссякли все её аргументы. Плевки сопровождались бранью и пощёчинами оппоненту. Сомнения на её счёт исчезли навсегда и стало невыносимо сложно произносить её имя.
Сколько я спал? За окном всё ещё темно. Видимо не очень долго. От чего и зачем я проснулся? Наверное, чтобы увидеть это.
Дверь распахнулась и с грохотом ударившись о стену разбила стекла в рамках с висящими на ней фотографиями. Стуча по полу ногтями или копытами, Плевакина выскочила из спальни и замерла на пол пути в кухню. Так эффектно вылетают на сцену ведущие артисты бюджетных театров. Торопясь поразить всех зрителей своим мастерством. В нашем случае ее взгляд не горел. Взгляд был пустым и отсутствующим.
–
Штоооо
происходит?! – визжа
или
шёпотом произнесла Плевакина. Разницы для меня не было.
Заплывшие как у рыбы глаза искали виновника. А может быть и жертву.
Я очень быстро насмотрелся ей в глаза и резко перевёл свой взгляд на кисти рук, опасаясь увидеть в них что-нибудь острое или режущее. Мною овладел страх. Страх не от того, что передо мной чудовище. Страх от незнания того, как стоит мне себя вести. Бить наотмашь? Рукой или ногой? Пытаться заговорить и отвлечь? Я бы предпочёл со всей силы врезать. Желательно убить. В моменты резкого пробуждения мозг отказывается быть милосердным. Он рисует лишь страшные картины. Меня останавливали слова моего друга. Слова о том, как он её любит.
Я отвлёкся, а она тем временем уже оказалась в кухне. Я по доносившимся до меня звукам пытался представить себе происходящее. Видимо моя фантазия все ещё спала.
Мычание. Звон посуды. Рычание. Все это мне напоминало звуки, издаваемые нечистью из всех вместе взятых фильмов ужасов. Потом, вдруг удивление, – О-о-о! – словно она нашла что-то ценное или вкусное. Да. Вкусное. Послышалось чавканье. Звон разбитой посуды. Снова рычание.
Любопытство безжалостно вынуждало меня встать и посмотреть – что могут такие звуки сопровождать? Я оставался лежать. Старался не шевелиться и не менять дыхания, чтобы не привлечь к себе ее внимание.
Постепенно я свыкся со своей участью и происходящее перестало меня интересовать. Я стал опять забываться. Сон снова меня обнял и потянул за собой.
Ощущение чужого на себе взгляда! Оно никогда не обманывает. Это ощущение похоже на ползающую в жаркий день по телу муху. Медленно открываю глаза и боковым зрением замечаю как она суетливо отбегает в сторону, прочь. Так в кино волки отбегают от факела, которым размахивает замерзающий в зимнем лесу главный герой.
Это было жутко. Невозможно представить себе, что она там себе думала, наблюдая за мною.
Опять сомнения.
– Что делать?!
Ничего не приходило в сонную голову. Я перестал улавливать разницу между явью и ночным кошмаром. В таких снах ты лежишь холодный от страха, но не можешь пошевелить даже пальцем. Лежишь и наблюдаешь за тем, как пропадаешь почём зря.
Открываю глаза. Передо мною снова лицо рыбы. Близко. Снова эти заплывшие глаза. Падающего из кухни света было достаточно чтобы увидеть каждую черту лица и каждую морщину. Можно протянуть руку и схватить за шею. Передавить горло и придушить. Всем станет легче и станет больше радости на земле.
– А-а-а. Это лишь ты. Будешь мой салат?
– Нет! – коротко, но очень чётко ответил я. Не хотел оставлять места для недопонимания.
– Ну-у, тогда тебе придётся идти на улицу. – сказала она и не отдаляя своего лица. Продолжала смотреть на меня. Пристально. С подозрением.
– Зачем? – то спокойствие, что я пытался изобразить было фальшивым.
– Искать себе еду будешь там.
Я отказывался это воспринимать, понимать, и не хотел в этом участвовать! Хватит!
Резко разогнувшись, Плевакина молча побрела назад в кухню. Словно никакого разговора не было. Будто её кто-то неслышно позвал, и она безропотно подчинилась.
Спустя минуту она в забытьи проплыла мимо. Беззвучно! Словно привидение. В руки висел надкушенный банан. Скрип матраса. Она крутилась, устраиваясь по удобнее, и одновременно жевала банан. Жевание перекрывало скрип матраса многократно.
Чавканье постепенно стихло. Послышалось тяжёлое сопенье. Так должно быть сопел сам Сатана, завязывая себе шнурки. Теперь у Плевакиной исчезали части света и само-отменялась гравитация. Все
