Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
Андрей Стебаков
Всего лишь одна ночь…
Порой человек пишет то,
о чём он не может говорить…
Всего лишь одна ночь…
Ночь… Тихое покачивание ветвей старого тополя за окном при полной луне, осматривающей свои владения… И нет ничего ближе тоскующей душе… Всё на своих местах… Луна… Нарастающий порывистый ветерок… Тяжёлые мысли… И нет ничего страшного в этой картине бледных красок полнолуния, пронизывающих порывов ветра, густого мрака ночи… Лишь огарок свечи посреди стола, крохотная частица света, догорая, борется за свою жизнь, за своё существование, за своё призвание дарить людям свет и тепло. Время ещё есть — ещё есть надежда у одинокой тени на стене…
Жёлтый свет свечи на стене плавно очертил неподвижный силуэт… Овал головы, покатые плечи… Вдруг фигура вздрогнула, слегка задрожала в такт прыгающему огоньку, правильные линии переплелись между собой, образовав непонятную внезапно затихшую массу… За столом сидел человек…
Строгая обстановка комнаты словно отражала личность хозяина: внешне царил покой и порядок. Свеча, медленно догорая, освещала потёртую крышку старого деревянного стола, утопающую в полумраке койку. Дальше было не разобрать, слабые лучи свечи, словно копья, разбивались о могучую твердь темноты… Человек сидел тихо и неподвижно, сложив руки на столе. До рассвета было ещё далеко…
Внезапный порыв ветра распахнул окно, оборвав лёгкую занавеску… В комнату ворвалась темнота и сырость ночи… Тень, изгибаясь и сжимаясь от боли, пришла в движение, мечась с одной стены на другую… Казалось кружила вся комната… Это был танец, танец под музыку ветра… Его было не остановить… За окном стонало от невыносимой боли старое могучее тело тополя… И только пламя свечи горело спокойно и ровно…
Человек так и продолжал сидеть, не обращая внимания на то, что творилось вокруг… Он сидел напротив распахнутого окна, напротив бледного пятна луны на чёрном небосводе… И лишь свеча была между ними…
Зловещая музыка завываний ветра звучала всё сильнее и настойчивее… Слёзы измороси медленно катились по стеклу оконной рамы… Свет свечи слабел, уступая в борьбе… Холодное свечение ночного солнца притягательно манило к себе…
Казалось сам бог подземного мира был здесь… Его шёпот глухим эхо отражался от стен комнаты… Музыка ветра наполнилась словами… Он звучал всё сильнее и настойчивее… Запах сырой земли… Сгустки темноты сжимали последнюю надежду человека — крохотный комочек света на столе…
Он как никогда чувствовал двойственность своей природы… Всем своим телом ощущал своё содержание… Идея самого себя оказалась совершенно бесполезной и утратила всякий смысл… Душа птицей рвалась наружу… И лишь тело удерживало её…
Всё вокруг кружилось и стонало… Лишь пламя свечи было спокойным и ровным… И человек тянулся к нему…
Ровный огонёк свечи неуклонно приближался, увеличиваясь в размерах, обжигая лицо, заполняя собой всё пространство…
***
Нестерпимый жар, исходящий от раскалённых камней городской площади, обжигал лицо молодого монаха-францисканца, тщетно пытающегося найти следы греховности среди кучи мокрого пепла, обожжённых костей и наполовину сырой человеческой плоти. Лишь один человек в сером облачении с капюшоном и в сандалиях на босу ногу стоял среди едкого дыма и невыносимого смрада, исходящего от обожжённых кусков одежды, человеческих останков и дохлых крыс, которые из собственной жадности подыхали на раскалённых камнях в поиске лёгкой добычи. Всю свою жизнь молодой человек нёс в народ проповеди апостольской бедности, аскетизма и любви к ближнему, пока не получил послушание изучения борьбы с преступлениями против Бога, Церкви, ереси и ведовства.
«Да, простит вас Господь…» — чуть слышно сорвалось с губ францисканца.
Сложно представить, что переживал молодой монах, достигнув окраин средневекового Магдебурга. Даже на подступах к городу он не переставал озираться, ускоряя свой шаг по направлению к шуму и свету, в надежде поскорее выйти из густеющего сумрака. Шепча молитву, он изредка замечал среди чернеющей листвы отражения огней в глазах ночных хищников, сопровождавших его на протяжении всего пути.
Служители церкви негласно провозгласили вервольфов и волков исчадиями ада, объявив им священную войну. В ночь полнолуния городская округа словно оживала. Хор волчьих голосов при полной луне словно брал целый город в плотное кольцо. И чем темнее становилось, тем плотнее это кольцо сжималось. В народе считалось, что дьявольский вой оплакивал души грешников, чьей участью был освящённый огонь костров инквизиции.
«Благодарю, Господи, за милость Твою, за то, что уберег от хищных зверей», — первое, что прошептал молодой монах, продвигаясь к городской площади.
Сейчас же среди густого пара, исходящего от обильно поливаемых камней площади, перед пришлым монахом возвышалось здание городской ратуши. Языки пламени многочисленных факелов отражались в чёрных оконных проемах готического силуэта строения, утопающего в сумраке ночи. Францисканец тщетно пытался отыскать малейшие признаки жизни вокруг и внутри ратуши, как вдруг от силуэта здания отделилась остроконечная фигура. Это был не кто иной как почтенный монах по виду доминиканец в остроконечном капюшоне, покрывающем голову и половину лица. Доминиканец молча указал следовать за ним. Чем ближе религиозные братья подходили к городской ратуше, тем отчётливее виднелась тонкая полоска слабого света, пробивающаяся сквозь узкую щель неприметной двери.
Тяжёлый скрежет закрываемой двери прервал щелчок массивного засова. Гулкие шаги, отзываясь эхом, уходили вглубь винтажной лестницы. Молодой монах-францисканец старался ступать как можно осторожней, словно боясь разбудить неведомых обитателей древнего подземелья. Песок предательски поскрипывал на отполированных ступенях, а гулкое эхо шагов только усиливалось. Чем ниже спускался молодой монах, тем тяжелее и зловоннее становился воздух. От недостатка кислорода начиналась кружиться голова, а от запаха гнили проявились первые признаки подступающей тошноты. Наконец, лестница уперлась в деревянную дверь, скрывающей боль и ужас происходившего за ней.
Поток зловонного воздуха со свистом ударил в грудь молодого монаха, а вместе с ним вырвались десятки нечленораздельных голосов и стонов вопрошавших людей. По обеим сторонам длинного коридора сквозь решетки камер торчали искалеченные гниющие руки обитателей подземелья. В каждом взгляде стариков, мужчин, женщин и детей францисканец ловил зов о помощи и спасении. Не в силах себя сдерживать молодой монах, скрестив руки на груди и опустив голову, проскочил тюремный коридор, камеры пыток, пустые и захламлённые помещения. Вжавшись как можно глубже в свое монашеское одеяние и накинутый капюшон, он бежал, взывая к Господу, пока не оказался в небольшом зале полном свечей.
Зал больше напоминал просторную братскую келью, вырезанную в гранитном камне. Невысокий потолок, большие и малые правильной геометрической формы ниши, тесные ряды монашеских капюшонов по периметру создавали
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
