Евгений Шараванский
И вечный бой
— Когда сможете приступить к работе?
— Думаю, с понедельника.
— Договорились. Ждем Вас в понедельник. На вахте заберите пропуск и проходите сразу в офис четыреста двенадцать. Там уже сориентируетесь.
— Спасибо. До свидания.
— До свидания.
Сухие ветки размеренно потрескивали в костре. Шелест листвы в верхушках деревьев подмешивался к ритму и вместе с журчанием речки превращался в настоящую симфонию отдыха.
Аромат макарон с тушенкой, приправленный запахом сырого леса, разносился по округе. Костя любил этот запах с детства, когда они ходили в походы с отцом… именно такой запах — после дождя.
Сперва он планировал взять лишь сухпаёк и не заморачиваться готовкой, но как-то накатили воспоминания и захотелось именно этого давно забытого ощущения детского похода.
Август выдался на удивление теплым и Костя не стал ставить палатку. Лег у костра, уставившись в ночное небо, и стал наблюдать, как искры уносятся ввысь, будто крошечные космопланы, уходящие к орбитальной станции “Лебедь-М”. Над головой как раз виднелось созвездие Лебедь и это казалось забавным.
Последняя ночевка, последние километры одиночного сплава, а дальше марш-бросок, станция, электричка и город с его регулярными понедельниками в офисе четыреста двенадцать.
Три дня сплава уже сделали невозможное. Костя принял свое офисное будущее. Смирился с переменами и был готов надеть голубую рубашку под пиджак. Как-никак дресскод.
Он тут же представил себя, сидящего в голубой рубашке и пиджаке прямо в байдарке посреди реки. Течение пыталось развернуть верную Хатангу, но Костя умело орудовал веслом, держа курс и стараясь не забрызгать новый костюм, ведь в понедельник на работу.
Впереди показались пороги и привычно подтабанив Костя огляделся. Он знал маршрут досконально, но этих порогов не помнил. Насколько можно было разглядеть в сгущающихся сумерках, течение уходило за порогами на юг, в то время как до самой станции должно следовать строго на запад.
Хотелось снять пиджак, который так сковывал движения… Костя улыбнулся и опустил весло. Конечно же — это сон. Он дрейфует по реке в пиджаке, а в двух метрах от него под размеренный треск горящих сухих веток и шелест листвы в верхушках деревьев космопланы направляются к орбитальной станции.
— Расчетное время стыковки — шестьдесят секунд. Курсант, Ваши действия?
Когда он был кадетом, стыковка космоплана производилась в ручном режиме, точнее, стыковала автоматика, а пилот в соответствии с инструкцией контролировал процесс. Сейчас при стыковке можно хоть спать.
В те времена он часами не вылезал из тренажеров, чтобы сдать все досрочно и поскорее приступить к тренировочным полетам. И вот свершилось. Сидя в кресле второго пилота он контролировал процесс стыковки. Рядом сидел инструктор и что-то всю дорогу фиксировал в планшете.
— Борт семь-три-ноль к стыковке готов. Визуальный контакт — норма. Маневровые двигатели — норма. Масса — триста пятнадцать. Скорость — двенадцать. Сброс до пяти. Расчетное время стыковки — сорок секунд.
— Семь-три-ноль. Принимаю, — ответил металлический голос.
В детстве Костя никак не мог понять, почему все системы голосового оповещения в армии, авиации и космофлоте имеют такой странный неестественный голос, в то время как его домашние системы говорят с ним вполне по-человечески.
Оказалось, что в критических условиях очень важно сразу понимать, с кем имеешь дело, с человеком или с бездушной, но расчетливой железкой.
— Непредвиденное ускорение! — это уже сообщил металл бортовой системы оповещения. На приборной панели загорелся тревожный индикатор маршевого двигателя.
Так и не успев значительно снизиться, скорость возросла до пятнадцати единиц, что в случае столкновения грозило фатальными последствиями. Времени на раздумья не осталось. Костя посмотрел на инструктора.
До этого момента в голове была мысль, что тревога учебная, и что условия полностью смоделированы, чтобы понять, как курсант Крестцов отреагирует в сложной ситуации, но сейчас Костя понял, что ошибся. Слева от него в кресле инструктора полулежал армейский рюкзак — подарок отца. Походный топорик в чехле крепко пристегнут сбоку.
Костя улыбнулся, отпустил штурвал и расстегнул пуговку воротника голубой рубашки. До столкновения пять секунд, но сквозь гул двигателя слышен плеск речки неподалеку.
Темно. Судя по расположению созвездий, около половины четвертого. Костер погас. Сквозь сумрак виднелись остатки углей, раздуваемые легким ветерком. Стоило подкинуть дровишек.
Что-то было не так. За годы службы в экстремальных условиях Костя привык доверять своему чутью. Он медленно сел, готовясь к прыжку при необходимости. Огляделся. Прислушался.
Через лес кто-то шел. По-звериному аккуратно и в то же время уверенно. Относительно недалеко. Одиночного сапса или фахра бояться не стоило. Парализатор остановит их на раз. А вот встреча с урсусом может закончится плохо. Свое название этот зверь получил неспроста. Если ты страшен, как медведь, силен, как медведь, ревешь, как медведь, то называться тебе медведем, даже если ты — скорее рептилия по сути своей.
С одной стороны, оставаясь на месте, Костя рисковал стать легкой добычей — укрыться было негде. С другой — любая суета и перемещения привлекут внимание зверя и тогда встречи с ним избежать не получится. Добраться же до космоплана он точно не успевал. Парализатор удалось достать бесшумно и сейчас его ствол был направлен в сторону источника звука.
Прошло пару минут. Зверь прошел стороной, но звук не удалялся, будто хищник делал крюк в поисках лучшего момента или лучшей позиции для нападения. В одном Костя уже не сомневался — он стал добычей и только от него сейчас зависит результат охоты.
Тишина. Эти пять минут тишины казались бесконечными. Страха не было… лишь непонимание. У хищника было достаточно времени для атаки и недостаточно интеллекта, чтобы ждать так долго.
Резкий шум заставил вздрогнуть. Из динамика будильника доносился нарастающий гул стартового двигателя. Дисплей показывал шесть-ноль-ноль. Костя прервал “старт” левой рукой и, отбросив одеяло, вскочил с кровати. Нужно позвонить.
— Доброе утро. Это претендент Крестцов… Константин. Меня не ждите.
— Информация принята к сведению, — ответил металлический голос. Костя повесил трубку.
Заварив чашку чая с шиповником, он подошел к окну. Город просыпался. Бугринский мост в рассветных лучах был великолепен, но этот город больше давил, чем радовал глаз. Сердце просило иного.
Поставив чашку на подоконник он достал из тумбочки пачку макарон, банку тушенки и соль. Нужно было еще стряхнуть пыль с отцовского рюкзака.
