Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 259
Луи-Адольф Тьер
История Консульства и Империи
Книга II
Империя
Том 2
© Ольга Вайнер, 2014
© «Захаров», 2014
X
Фонтенбло
Тильзитский мир вызвал во Франции всеобщую глубокую радость. С победителем Аустерлица, Йены, Фридланда перестали бояться войны; однако после Эйлау многие испытали недолгую тревогу. К тому же тайный инстинкт говорил – внятно некоторым и смутно всем, – что на этом пути, как и на всяком ином, нужно уметь вовремя остановиться, что после успехов могут прийти неудачи. Делам человеческим положен предел, который не следует переступать, и все чувствовали, что Наполеон приближается к пределу, который легко различается разумом, но отвергается чувствами.
К тому же все жаждали мира и его тихих радостей. Несомненно, Наполеон обеспечил Франции внутреннюю безопасность, и в такой степени, что почти за год его отсутствия не случилось никаких волнений. Недолгая тревога, порожденная бойней в Эйлау и зимним вздорожанием продовольствия, и робкий ропот недовольных в салонах стали единственными признаками наступавшего кризиса. Но, хотя никто уже не опасался возвращения ужасов девяносто третьего года и все чувствовали себя вполне уверенно, условием тому было, чтобы Наполеон оставался живым и перестал подставлять свою драгоценную голову ядрам; все желали насладиться, без примеси беспокойства, величайшим благоденствием, которым он одарил Францию. Те, кто был обязан ему крупными состояниями, мечтали ими воспользоваться; классы, живущие сельским хозяйством, промышленностью и торговлей, то есть почти всё население, желали, наконец, извлечь выгоду из последствий революции и открывшихся Франции обширных рынков сбыта, ибо, хоть моря и были закрыты для Франции, перед ней простирался целый континент. Да и моря, как надеялись, вследствие Тильзитских переговоров должны были вскоре открыться. Все видели, что величайшие державы континента, убедившись в совпадении интересов и бессмысленности вражды, в лице своих государей заключили друг друга в объятия и объединились, чтобы закрыть берега Европы для Англии и обернуть против нее усилия всех народов. И теперь все обольщались, что эта держава испугается в 1807 году своей изоляции, как испугалась ее в 1802-м, и согласится на мир на умеренных условиях. Казалось невозможным и предположить, что посредничество русского двора, облегчающее для ее гордости столь отвечающее ее интересам примирение, может быть отвергнуто. Все наслаждались миром на континенте, предвкушали мир на морях и были счастливы одновременно тем, что имели, и тем, на что надеялись.
Однако армия, на которую бремя войны ложилось тяжелее всего, не так жадно стремилась к миру, как остальной народ. Правда, ее главные вожди, уже повидавшие столько дальних стран и кровопролитных сражений, уже увитые славой и которых Наполеон вскоре должен был осыпать богатствами, желали, как и вся нация, насладиться тем, что приобрели. Многие старые солдаты, получившие свою долю от щедрот Наполеона, желали того же. Но молодые генералы, офицеры и солдаты, а они составляли наибольшую часть армии, только и ждали новых случаев стяжать славу и богатство. Тем не менее передышка после утомительной кампании была по сердцу и им, и можно сказать, что Тильзитский мир единодушно приветствовали и народ, и армия, и Франция, и Европа, и победители, и побежденные. За исключением Англии, против которой вновь обернулся весь континент, и Австрии, понадеявшейся было на уничтожение ее покорителя, все народы рукоплескали миру, внезапно последовавшему за величайшими военными потрясениями современности.
Наполеона ждали с нетерпением; ибо, помимо причин с неудовольствием относиться к его отлучкам, всегда вызываемых войной, всем нравилось знать, что он рядом, бдит над всеобщим покоем и старается извлечь из своего неисчерпаемого гения новые средства благополучия.
Пушечный выстрел Инвалидов, возвестивший о вступлении Наполеона во дворец Сен-Клу, отозвался во всех сердцах сигналом счастливейшего события, и сверкавшая вечером в окнах парижан и на фасадах общественных зданий иллюминация свидетельствовала о подлинной всеобщей радости.
Утром 27 июля Наполеон прибыл в замок Сен-Клу, где имел обыкновение проводить лето. К принцессам его дома, поспешившим увидеться с братом, присоединились великие сановники, министры и главные члены государственных учреждений. Уверенность и радость светились на лице императора. «Вот и обеспечен мир на континенте, – сказал он, – а вскоре мы получим и морской мир, при вольном или невольном содействии всех континентальных держав. Я имею основания полагать прочным только что заключенный мною союз с Россией. Мне хватило бы и менее мощного союзника, чтобы сдержать Европу и отнять у Англии все ресурсы. Но с таким союзником, как Россия, которого доставила мне победа, я подавлю любое сопротивление. Будем же наслаждаться нашим величием и сделаемся теперь коммерсантами и фабрикантами!» Обращаясь к своим министрам, Наполеон сказал: «Довольно я побыл генералом, с вами я теперь вновь стану премьер-министром и вернусь к великим смотрам дел, которым пора сменить великие смотры войск». Он удержал в Сен-Клу Камбасереса, пригласив его на семейный обед, и беседовал с ним о своих планах, ибо его непрестанно трудившийся пламенный ум заканчивал одно дело лишь для того, чтобы тут же начать новое.
На следующий день Наполеон занялся распоряжениями, объемлющими всю Европу, от Корфу до Кенигсберга. Он стремился как можно скорее извлечь выгоду из заключенного в Тильзите союза с Россией, купленного кровью побед и бесконечными надеждами: прежде чем время и неизбежные разочарования охладят его первоначальный пыл. Союз заключал обязательства вынудить Швецию, Данию и Португалию, то есть все прибрежные европейские государства, выступить против Англии, а также принудить к подобному решению и Австрию, надавив на нее решительно. В результате Англия, если не примет условий мира, предложенных Россией, должна была оказаться в кольце врагов от Кронштадта до Кадиса и от Кадиса до Триеста.
Уже на пути из Дрездена в Париж и на следующий же день по прибытии в Париж Наполеон отдавал распоряжения для незамедлительного осуществления этой обширной системы. Прежде всего он отправил в Санкт-Петербург посланца для продолжения обольщения Александра, начатого в Тильзите. Конечно, невозможно было найти посла более обольстительного, чем он сам. Однако нужно было подыскать кого-то, кто мог нравиться, внушать царю доверие и сглаживать все трудности, какие неизбежно возникают даже при самом искреннем союзе. Выбор требовал размышления. Но, пока не сыскался тот, кто соединит в себе все желаемые достоинства, Наполеон послал генерала Савари, об уме, храбрости, беззаветной и безграничной преданности которого мы уже говорили. Генерал подходил для любых миссий – и для войны, и для дипломатии, и для поддержания порядка, он умел проявить и гибкость, и жесткость и был способен подчинить себе мысли молодого монарха, которому уже успел понравиться. В первое время, когда важно было знать, насколько искренен Александр, умеет ли он противостоять враждебному настрою народа, который не столь быстро, как он сам, переходил от горьких воспоминаний Фридланда к иллюзиям Тильзита, – генерал Савари был способен проникнуть в ум молодого
Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 259
