Глава 1
Реорганизация всегда случается сверху. И всегда неожиданно. Примерно как мешок из-за угла. Ты идешь вечером полный сил, желаний и честолюбивых планов, а через мгновение лежишь, повергнутый в грязь и тлен. Потому что так захотел неизвестный и не замеченный тобой в темноте грабитель. Или вышестоящий начальник. Не суть важно. Прием что у того, что у другого один и тот же — без предупреждения, из-за угла и сразу наповал. Из князи — в грязи.
— Ты телевизор смотришь? Ты видишь, что творится в стране? — спросил генерал.
Полковник кивнул. Телевизор у него был хороший, импортный. И еще был целый отдел в подчинении, который в том числе занимался и тем, что собирал информацию. Он был в курсе текущих дел.
— Короче — готовься к худшему. Не сегодня-завтра начнется большая перетасовка.
— Насколько большая?
— Очень большая. Штормовая. Двенадцатибалльная. Боюсь, половина кресел очистится от восседавших на них задниц. С треском.
— Чем это вызвано?
— Скажем так — общей политической ситуацией в стране. Довольно?
— В какой мере это может коснуться моего отдела?
— В такой же, как и всех прочих.
— Урезание бюджета?
— Если бы только бюджета…
— Кадровые сокращения?
— Вплоть до расформирования. Полного.
Полковник только крякнул.
— О чем они думают? Это же последнее боеспособное подразделение, которое еще хоть что-то может.
— Они не думают. Они делят власть.
— Приказ уже подписан?
— Приказ на столе у Хозяина. Подпись под ним — вопрос лишь дней. В лучшем случае — недель. Он может потянуть время — но не более того.
— Существует ли возможность повлиять на положение дел?
— Нет, вопрос предрешен. За нас взялись всерьез. За всех. Им не нужна сильная безопасность. Она их пугает. Мы последние, кто еще как-то способен отслеживать ситуацию в стране. Убрав нас, они смогут наконец развязать себе руки Они же демократы. Они за свободу… телодвижений.
— Почему начали с меня?
— Еще не начали.
— Хорошо, почему начнут с меня?
— Ты сам только что ответил на этот вопрос. Потому что ты наиболее боеспособное подразделение. Вначале нейтрализуют самых опасных. Остальных добивают потом. Или оставляют, если они не гавкают и пальцы новым владельцам лижут.
— Что говорит Хозяин?
— Ничего. Матерится По-черному. И грозится застрелиться. Публично, на депутатской трибуне.
— Но он же может выйти на Первого. — Первому не до нас. Первый сам качается. Чтобы остаться у власти, он должен сдавать своих сторонников. Каждый день по одному. А лучше по два. Откупаться жертвами, приносимыми на алтарь демократии. Если он напрямую выступит на защиту Хозяина, его сковырнут. Ты сам знаешь, какое общественное мнение создано вокруг нашей организации. Как в детских сказках о Кощее Бессмертном — одни только черные краски, страхи, проклятья и угрозы. Кто сегодня с нами — тот против всех! В общем, все идет, как и должно идти в случаях, когда под пятками начинает разгораться огонь. Первый сдает безопасность, чтобы спасти себя. Хозяин в свою очередь жертвует твоим отделом, чтобы уберечь от разгрома всю Организацию. Как гидра — предпочитает лишиться конечностей во имя сохранения головы. Вряд ли, конечно, сохранит, но хотя бы посопротивляется.
— Насколько изменившаяся обстановка способна повлиять на поставленные передо мной оперативные задачи?
— Какие на хрен задачи! Тебе не о задачах надо думать — о чемоданах! Кому нужен штурман с его компасами и картами на корабле, который идет ко дну. Спасаться надо. И людей спасать! Соображаешь? Не осталось у тебя других текущих задач, кроме своевременного оформления пенсии и покупки загородного садово-огородного участка. Как ты насчет выращивания морковки и тыкв в промышленных масштабах?
— Негативно, — честно признался полковник. — Посадить еще сумею, благо опыт есть, а вот все прочее… Честно говоря, предпочел бы остаться в деле. На любой должности.
— Ну, тогда пошли потолкуем, так сказать, в приватной обстановке, — предложил генерал, распахивая неприметную дверь в углу кабинета.
Здесь, в отдельной комнатке, помещался «походный» диван, умывальник, холодильник и бар. И все прочее, что может потребоваться человеку для нередких ночных бдений. Если он, конечно, действующий генерал, а не избалованный роскошью сибарит.
Об этой «штабной землянке» знали многие, но почти никто из них не догадывался еще об одном назначении импровизированного хозблока. Внутри его можно было говорить без боязни, что тебя услышат чужие электронные или натуральные, из мяса, кожи и барабанных перепонок, уши. Стены комнаты были надежно защищены от проникновения внутрь чужих, равно как и своих, любителей не предназначенных для них секретов. В этом и было ее главное предназначение. Не в роскошном, отделанном красным деревом кабинете, именно здесь, на походном диванчике, проходили самые важные совещания и обсуждались самые конфиденциальные вопросы.
Полковник сюда допускался всего несколько раз.
— Садись, — предложил генерал. — Что пить будешь? Коньяк, водку, виски?
— Цианид, — горько пошутил полковник.
— Брось, Григорий Степанович. Все обстоит не так плохо, как кажется. А гораздо хуже. Держи.
Стакан был холодный. Водка крепкая. Разговор душевный.
— Просрали страну. Мать их! Весь мир в кулаке держали. Вот так. Не пикнешь! А теперь самих себя защитить не умеем! Позор! Нас под бюрократический топор пускают — а мы молчим. Эх, сказал бы мне кто о таком лет десять назад. В глаза бы рассмеялся! Что молчишь, полковник?
— Размышляю.
— Тут размышляй, не размышляй, один хрен — все мы в дерьме по самую макушку сидим. И я, и ты, и Хозяин.
— Черт бы с ней, с должностью, с выслугой. Не о них разговор. За дело обидно, — расстраивался полковник. — Сколько сил положено, чтобы подразделение сформировать, чтобы ребят подобрать, обучить, на боевых обкатать. Стоило ли десять лет пупы рвать, чтобы разом погибнуть под единым росчерком пера? Как под танком.
— Верно мыслишь. Не о нас толковище — о деле. Сегодня развалим — завтра по крупицам вновь собирать начнем. И не соберем. Таких уже не соберем. Силенок не хватит. Все у нас через задницу выходит, все через — «до основанья, а затем…». А на хрена мне затем, которого я не увижу. Мне сейчас работать хочется, здесь Я боевой генерал. Мне скучно на пенсии баклажаны пассировать и внукам сопли подбирать. Я в живом деле вариться хочу
— Н-да! — соглашался полковник, поднося ко рту новый стакан водки. — «Затем» — это уже не про нас.
