Неизвестный геноцид.
Преступления украинских националистов на юго-восточном пограничье Польши, 1939–1946 гг.
Под ред. Богуслава Пазя
Обложка - Польская семья Ясенчуков из Воли Островецкой (ныне несуществующее село, Любомльский р-н, Волынская обл.), фото межвоенного периода. Все они погибли в 1943 г. www.polradio.pl
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Предисловие к российскому изданию я хотел бы начать с одного мудрого высказывания: «Тот, кто не знает свою историю, обречен на ее повторение». Необходимость изучения прошлого подтверждают хотя бы последние сообщения с Донбасса, где с местными русскоязычными жителями зверски воюют не только войска регулярной украинской армии, уже впитавшей идеалы украинского национализма Степана Бандеры, но также спонсируемые олигархами фашистские отряды «Правого Сектора» и других радикально-националистических организаций. Это напоминает нам забытые, осуществляемые с варварской жестокостью преступления (genocidium atrox) против почти двухсот тысяч поляков и десяти тысяч евреев, армян, венгров, чехов, русских и самих украинцев, живших до Второй мировой войны на юго-восточных окраинах (Кресах) Польши. Виновными в совершении убийств были украинские националисты из ОУН-УПА и добровольческой дивизии войск СС «Галиция». Именно о них пойдет речь в настоящем издании.
Эти преступления, их огромные масштабы и особая жестокость, заставляют нас задать вопрос: почему они совершались, причем столь безжалостно? Складывается впечатление, что ответы на эти вопросы можно найти с помощью вдумчивого изучения двух явлений, возникших в конце XIX века. К ним относятся национализм и нигилизм. Если речь вести о нигилизме, то следует вспомнить, что его главные предпосылки были выражены в туманной, но афористичной форме немецким эссеистом, исследователем классической древности Фридрихом Ницше, который во второй половине своей жизни боролся с психическими заболеваниями. Кроме радикального атеизма, Ницше постулировал аморализм, т. е. ниспровержение всех традиционных ценностей, в частности — добра и истины, и замену их витальными ценностями, такими как физическая сила, хитрость и власть. Это ниспровержение ценностей с помощью насилия (нем. Umsturz der Werte) должно осуществляться выдающимися единицами, т. е. сверхлюдьми (Ubermenschen). Их привилегия состояла в установлении новых правил и ценностей, в соответствии с собственными взглядами. Такие единицы, в концепции Ницше, с помощью власти и насилия могли навязать свою волю остальной части общества, называемой «недолюдьми» (Untermenschen).
Что же касается национализма, то не случайно именно это слово стало названием работы главного идеолога украинского интегрального национализма Дмитро Донцова. Интересно, что этот труд был опубликован в том же году, что и Mein Kampf Адольфа Гитлера, в типографии украинского греко-католического монастыря отцов Василиан в Жолкве.
Необходимо отметить, что украинский создатель идеологии ОУН-УПА был некритичным поклонником Гитлера, а также автором первого перевода на украинский язык книги Mein Kampf. В соответствии с материалистическими взглядами ХХ века, он был убежден, что человек — это существо исключительно материальное, которое полностью подчиняется законам природы и полностью ею определяется. Главным способом человеческого бытия в мире в буквальном понимании была ожесточенная борьба за существование, которая — как и в природе — ведется не на жизнь, а на смерть. Набирающий очертаний образ мира, содержащийся в этой концепции, однозначно оправдывает применение любого вида насилия, поскольку оно якобы заключается в самой сущности развития. В этом контексте понимание человека и мира не только оправдывает применение насилия, но само насилие становится нормой, безоговорочным императивом новой материалистической этики. В основе украинского интегрального национализма лежит именно такое понимание мира, а его преступления во время Второй мировой войны были ответом на этот императив. Стоит рассмотреть основания идеологии национализма Донцова, поскольку они позволяют не только объяснить причины геноцида, совершенного украинскими националистами во время Второй мировой войны, но и понять процессы, происходящие в современной Украине, символом которых является бандеровский Майдан.
Подобно Ницше, который писал о двух формах нигилизма: (1) пассивного, являющегося результатом своего рода истощения силы традиционных ценностей, и (2) активного, как следствия наступательной творческой позиции, в которой с помощью силы и насилия провозглашаются новые ценности. Также и Донцов в Национализме различил (1) пассивную («декадентскую») и (2) активную форму национализма. Если к первой форме он относился с презрением, то вторую, активную, он считал главным средством для создания «Великой Украины». Значение идеи активного национализма сводилось к следующим семи категориям.
Во-первых, радикальный волюнтаризм. Очень характерным элементом в доктрине этого и других украинских националистов является именно обращение к понятию волюнтаризм, предусматривающему превосходство воли над разумом: «На воле (не разуме), на догме (не доказанной истине), […] должна строиться наша национальная идея»[1]. Волюнтаризм сводился к отрицанию всех форм рационализма, который Донцов считал пагубным для идеи украинского народа. В концепции Донцова воля должна иметь абсолютное первенство над разумом[2], для того чтобы превратиться в принцип властвования[3].
Во-вторых, коллективизм и догматизм. Донцов постулировал форму коллективизма, которая предусматривала первенство общества (народа) над личностью и примат общей воли над волей личности. Согласно украинскому идеологу, толпе не нужно ничего понимать, чтобы быть «убежденной» властью украинских националистических «проводников» (укр. «провщник» — «вождь»). Напротив: понимание может быть опасным для народа и поставленным властью целям[4].
В-третьих, крайний иррационализм, который на практике означал постулат отказа от контрольной функции разума и предпочтение различных эмоциональных аффектов, генерируемых, например, музыкой и светом факелов во время ночных маршей националистических активистов. По Донцову, «любые идеи, которые должны быть навязаны миру, без сопутствующих им аффектов, никогда не обладают силой притяжения»[5].
В-четвертых, фанатизм. «Национальный фанатизм является оружием сильных народов, с помощью которого совершаются великие подвиги», — писал Донцов. Проявляющийся в агрессии фанатизм, должен составлять основу «жизни идеи» народа. Фанатизм не был каким-то патологическим и непреднамеренным эффектом национализма Донцова, но выступал в качестве главного средства, способа достижения цели[6]. Фанатизм «является обязательным состоянием души всех активистов», которые «отдались во власть какой-либо идеи»[7]. Чтобы вызвать в бессмысленных массах фанатизм, необходимо заранее воздействовать на их аффекты. При этом немалую роль играла мифология, в частности, совершенно иррационально понятая «религия» как сфера абсолютного догматизма.
В-пятых, чтобы придать волюнтаризму и фанатизму абсолютное значение, ничем не обусловленное и не ограниченное, Донцов выдвинул постулат аморализма: «С точки зрения этой моральности, необходимо испытывать ненависть к врагу, даже если он еще не сделал вам ничего плохого»[8]. Единственная сохранившаяся в этой
