Ольга Ман
Как яйца мне жениться помешали
(Монолог старожила. Зауралье, деревня Налимова)
Я у мамки с тятькой младшой был, любили они меня шибко, да и девки в деревне меня отличали, баско́й я был на морду лица да крепкий, быка годовалого за рога валил. В тот год исполнилося мне шашнадцать, и мамка с тятькой начали мне жану приглядывать, мамке по возрасту чижало уже без помошницы по хозяйству управляцца. Смотрели, шоб работяща да послушна была, ну и приданое с собой принесла, это уж как обнаковенно быват.
Я тоже глаза-то не закрывал, и приглянулася мине одна деваха, Фроська, Ефросинья значицца, сама кровь с молоком, румянец по всю щшоку, коса по спине как змея вьётся, глаз голубой, и она энтим глазом на меня косит. Пообжималися мы с ней на вечёрках, у нас в дяревне низзя было по кустам обжимацца, ославят девку-то, а на вечёрках ниччо, можно! Хорошая деваха, есть чо пошшупать. Разгорелося у мине сердце, бухнулся я бате в ноги, хочу, мол, жаниться, и мамке помощь и свой антирес соблюсти жалаю.
Покачал батяня головой, ничё супротив Фроськиной кандидатуры не выразил. Наутро гутарит: – Пойдём ввечеру до Митька́, (то батька Фроськин – Митрий), есть у меня до нево заделье, просил я у няво ярку на развод.
Еле тово вечера я дождалси, идём, значицца, к дядьке Митяю, а со всех дворов, где девки невесты, глаза нас провожают, да шепчуцца: Вона, к Фроське на смотрины пошли.
Зашли во двор, смотрю, батяня мой посуровел: мало что калитка на одной петле висит, так ишшо по двору кишки бараньи собаки расташшили, непорядок. В доме нас увидали, видно в окошки –то, суматоха поднялася, а мы с батей прямо в сени шуруем.
От тамо в темноте мы на чё-то склизкое напоролися, похоже прямо по курсу шкуры бараньи развешаны на просушку, ну и вонь соответствует, не без того, ну мы в сторону шарахнулися, тут мине корытом по кумполу и звездануло, похожа и батяню зацепило малёхо.
В избу зашли, смотрю, у бати жила на лбу вздулася, но держицца пока.
Тятька мой на образа обмахнулся, а сам глазом по избе, смотрю, повёл. Грязновастенько в избе, конешно, я тоже замечаю, и то замечаю, что у тятьки морщшина на лбу глубжее становицца. В избе дядька Митрий в красном углу за самоваром сидит, вокруг стола домочадцы, баба евонная в платочке, детки малые замурзанные, Фроська-то старша у яво. Бабка старая с печи свесилася, любопытствует. Фроськи не видать, в горницу скрылася, стесняецца.
Пригласили нас за стол поужнать, чем Бог послал. Три раза отказалися мы, положено так, не нами ишшо, до нас старики завсегда так делали. С первого раза приглашают, это просто для разговору, типа драсти! Второй раз за стол зовут потому – порядок такой, ну а третий из уважения, тута уж отказывацца никак низзя, обида серьёзна будет. Баба тубареточки тряпкой обмахнула, только ишшо больше засальнила, сели мы. Взяли мы по картошине да по яйцу, едим, разговор поддерживам. По етикету низзя сразу к делу переходить, про погоду погутарили, что дожжик нужон до зарезу, про соседа Витьку, у которова корова двух телят за́раз принесла.
Вроде положенные разговоры перегутарили, чай пьём, пора и к делу переходить. Смотрю, баба, к самовару подбирацца, ишшо водички подлить, а сама для начала туды пальцами в саже залезла, да как начала оттедова яйца доставать, оказываецца они у ей в самоваре варилися.
А по закону старинному, када больше не хошь чаёвничать, кружку вверх дном надо перевярнуть, вроде знак такой. Тут у нас с батей чай поперёк горла и встал, перевярнули мы кружки как по команде, а тама обратна-то сторона у кружки ажно мохом поросла, ни разу не мытая. Поднялися мы разом со стола.
– Прощевайте пока, сосед, благодарствуем за угошшение, – говорит батя, и к двери продвигаецца, а я за ним пробираюся, понял я уже, што не светит мине с Фроськой ничаво.
Отец уже и шапку надел, тут дядька Митяй очнулся: – Сосед, чаво заходил то, а?
– Да ярку хотел у тя на развод выменять на барашка, а похоже ты её сённи заколол, сосед, – с тем и ушли восвояси.
Батя шибко домой поспешат, я за ним волокуся, настроение пропало, хучь реви! Дома на завалинку сели, батя самокрутку завернул, издалека начал:
– Стёпку Баламу знашь? На том краю живёт, а не всегда он Стёпкой был, был и Степан Иванычем. Справное хозяйство у него было, три коровы, две лошадки на вспашку, да тройку жеребцов дяржал, ямщиком по тракту гонял до самово Тобольску. Жанился на Нинке с соседней дяревни, за красоту в дом взята была, а никчёмная она оказалася, где бабы толкуцца цельный день, тама она сиднём сидела да прихорашивалася. Стёпка ей из городу нарядов навозил, тьма-тьмушшая! А у ей робятёнок обсикат али ишшо чего похуже тот наряд, так она его комом-комом да за сундук, так все и сгнили наряды те. В поле не ходила она с бабами, солнышко личико белое попортит. Коров доить Стёпка работницу дяржал, бабы и половиков наткут, и напрядут и навяжут, а она ни сшить, ни связать, ни постирать, всё с покупки. Так и разорила мужика, последние шти без хлеба доедат.
Помолчал батя: – Также хошь? – спросил грозно.
Помотал я головой: – Нехай на той Фроське Савка косой женицца!, – апосля такого гостевания и самому уже та Фроська опротивела.
А жанился я через год, в соседях дявчонка росла всё махонька да махонька, а тута за лето поднялася, да така красавица оказалася, и всё дело у ней в руках спорицца.
– Да и до сих пор вона без дела не сидит,– закончил дед Алексей и повёл глазом на свою спутницу жизни.
* баско́й – красивый
* гутарит – говорит
* ярка – молодая овечка
* обмахнулся – перекрестился
* нехай – пусть
