Диханова-Внуковская Л. А.
«Вместо чудес или дара пророчества» Миссионерская стратегия иезуитов в Азии в XVI веке
Введение
Межцивилизационное взаимодействие стало одним из феноменов, ознаменовавших последние десятилетия и проникших во все сферы жизни современного общества: гуманитарную, экономическую, технологическую и многие другие. Несмотря на то что диалог культур изучается не только с исторических позиций, именно аспекты его генезиса являются одними из ключевых, так как позволяют оценить опыт общения разных цивилизаций и разработать на его основе модели для будущих контактов между культурами. В частности, особый интерес представляет исследование проникновения европейцев в общества Востока, в связи с возросшим политико-экономическим влиянием стран Азии. Особую роль в установлении этих первых контактов сыграл орден иезуитов. Именно он заложил новые методы и стратегию к взаимодействию с автохтонным населением, которые, в дальнейшем, позволили иезуитам активно проводить христианизацию, а также социально интегрироваться в общества таких геополитически определяющих государств региона, как Япония, Китай и Индия. Осуществление комплексного анализа иезуитской миссионерской стратегии является главной целью данной книги.
Миссионерская деятельность католических орденов приобрела глобальное распространение в XVI в., дав возможность христианству осуществить свои «вселенские притязания в мировом масштабе»[1]. В том числе это коснулось иезуитов, которые, встав под эгиду португальского падроадо, «проповедовали, обучали и советовали на всем пространстве от Праги до Парагвая, и далее до Пекина»[2], заложив тем самым основу глобального влияния католицизма. Католическая церковь являлась одним из доминирующих международных институтов эпохи раннего нового времени, что признавалось даже современниками. Один французский циник, отпуская колкость в адрес шведской королевы Кристины, заметил, что она приняла католицизм, только потому что это вероисповедание более удобно для путешествий[3]. Английский историк Томас Маколей, говоря о превосходстве католического вероисповедания над протестантизмом на международной арене, писал: «Если иезуит был нужен в Лиме, он был в Атлантике уже со следующим кораблем. Если он нужен был в Багдаде, то шел через пустыню с очередным караваном»[4].
Неудивительно, что именно орден иезуитов, флагман католической экспансии XVI в., стал носителем новой для средневековой Европы идеи: возможности межцивилизационного диалога, на основе постепенного признания равнозначности культур его участников. Столкнувшись в Азии с развитыми религиозными системами, пользующимися сильной государственной поддержкой, орден пришел к выводу о необходимости модификации средневековых методов пропаганды христианства, опиравшихся на концепцию tabula rasa[5]. Генерал-викарий Восточной Индии Алессандро Валиньяно писал в отчете (1583) для генерала ордена Клаудио Аквавивы: «поскольку Господь наш Бог не дарует нам дара творить чудеса, дара [знания. – Д.-В.] языков и дара исцеления, и поскольку эти язычники придают так много значения внешним формам, необходимо к ним адаптироваться и войти в их дверь, дабы они вышли в нашу»[6]. Иезуиты разработали собственную концепцию миссионерской деятельности, известную нам как политика культурной аккомодации, направленную на социальную интеграцию миссионеров в автохтонную культуру нехристианских обществ (приложение 1).
В историографии до сих пор сохранилась тенденция рассмотрения иезуитской концепции евангелизации, как результата спонтанной деятельности отдельных миссионеров. Это обусловлено историографической традицией, сложившейся еще в XIX – начале ХХ вв., когда доминировала институциональная миссиология, описывавшая историю становления, развития и заката иезуитских миссий. Работы данного типа[7] отличаются большим количеством информации, необходимой для понимания исторической динамики проникновения христианства в Азию, но подают материал, переходя от одного географического региона к другому, не отображая связи между ними. Обозначившейся после Второй мировой войны переход к «культурологической» миссиологии[8], поместившей деятельность миссий в контекст взаимодействия цивилизаций Востока и Запада, а также более поздний «парадигмальный скачок» в сторону исследования истории христианских миссий через призму восприятия автохтонного населения[9], сохранили фрагментарность в освещении деятельности иезуитских миссий.
В то же время, в рамках «культурологической» миссиологии появился ряд работ, посвященных деятельности отдельных миссионеров-иезуитов[10]. Большой интерес вызывает дискуссия о роли первого миссионера ордена Франциска Ксавье в формировании миссионерской концепции Общества Иисуса, стартовавшая в начале 60-х гг. XX в. и подхваченная современными исследователями. Французский историк-иезуит Анри Бернард-Мэтр указал на двойственность стиля миссионерской деятельности Ксавье, отметив, что он отходит в сторону от миссионерской концепции о tabula rasa только в Японии[11]. С ним согласен профессор Эдинбургского университета Эндрю Росс, полагающий, что именно в Японии Ксавье осуществил «что-либо подобное на осознанный разрыв с иберийской традицией». Мотивом этого перелома, по мнению Росса, послужило восхищение, которое испытал Ксавье по отношению к японцам и их культуре[12]. Профессор Вашингтонского университета Дональд Трэдголд видит в Ксавье «пред-иезуита», отдавая Алессандро Валиньяно первенство во внедрении принципов инкультурации в миссионерскую деятельность[13]. Подобного мнения придерживался и профессор Дж. Ф. Моран[14], глава кафедры японистики Стерлингского университета. Профессор Йельского университета Ламин Сенна выражает иное мнение, настаивая, что после начала использования местных языков в миссионерской практике, Ксавье, осознано или бессознательно, порвал с подходом tabula rasa в миссионерской практике, сделав реальный шаг по направлению к культуре «других»[15]. Американский историк Дональд Лок именно с Ксавье связывал становление иезуитов «в качестве признанных лидеров христианской миссионерской деятельности в рамках падроадо»[16]. Американский профессор Давид Мангелло, видит в Ксавье лишь первого человека, попытавшегося проникнуть в Китай, а политику аккомодации Общества, связывает исключительно с именем Маттео Риччи и последующих поколений иезуитов в Китае[17].
Тем самым, отсутствие в мировой историографии целостной картины по миссионерской стратегии Общества Иисуса в Азии, приводит к нехватке четкого представления о: 1) наличии у иезуитов XVI в. единой концепции евангелизации нехристианских народов Азии; 2) хронологических рамках процесса её создания; 3) авторстве концепции; 4) её основных положениях. В данной книге предпринята попытка осветить данные вопросы.
Концентрация на проблеме восприятия христианского послания азиатскими народами, шла в рамке историографической тенденции конца ХХ в.: повышенного интереса к проблеме понимания «образа другого». Обычно под этим понятием подразумевают образ не-европейца, сквозь призму европейского восприятия современников изучаемой эпохи. Наиболее явный недостаток данного подхода выражается в оценке европейцев, выступавших в качестве оппонентов «других культур», с точки зрения гомогенности. Это, в свою очередь, приводит к двум заблуждениям. Первое связано с понятием субстанциализм, или в западной науке – эссенциализм, теоретико-философской установкой, характеризующейся приписыванием некоторой сущности неизменного набора качеств и свойств: т. е. идее о том, что все европейцы едины. В действительности, среди европейцев существуют разные подходы и задачи, обусловленные их профессиональной принадлежностью, социальным статусом, национальным происхождением, а также набором индивидуальных черт. В
