Глава 1
Княжеская воля
Дорогу к хозяйскому дому Алёне легко указали в ближайшей деревне. Словоохотливый мальчишка за недолгий разговор успел предупредить о жуткой ведьме, которая там живет, жрет заезжих путников и вообще страшна, как сердце Болота, и несколько раз спросить, зачем девушка туда едет. Та только отмахнулась от всех предостережений и вопросов – ведьм не боится, едет за надом, а от любопытства кошка сдохла.
Не говорить же пострелу, что и сама толком не знает, зачем провела в седле минувшую седмицу. Человек военный, подневольный, велено прибыть в господское поместье близ деревеньки Вершки, что к северу от города Старокузнецка Горького уезда, – она и поехала. Да еще какой приказ пришел – с великокняжеской печатью, на белоснежной бумаге с золотым тиснением, в руки брать страшно. Хотя лучше бы он был попроще, но поподробнее.
За время пути Алёна успела выяснить, что поместье принадлежит уездному князю Краснову и служит вдовьим домом, в котором коротает дни его старая мать. Говорили и о том, что князь, человек еще нестарый и крепкий, совсем недавно умер, оставив молодую вдову бездетной. Версий его скоропостижной гибели на девушку за время дороги вывалили с полтора десятка, от дурной болезни до гнева духов, так что судить о правде она не бралась – чернук[1] ногу сломит, где уж простому человеку понять.
Да и не волновала ее судьба уездного князя. С чего его жалеть, чужого человека? Не за дело ли его к Матушке на поклон отправили прежде срока? Гораздо важнее было понять, зачем и кому в поместье вдруг понадобилась сама Алёна. Всю дорогу она себя об этом спрашивала, всю дорогу придумывала ответы и отбрасывала как глупые и невозможные, извелась совсем.
Но вот наконец и доехала и, слегка робея, направила свою коренастую гнедую кобылу к настежь распахнутым воротам, с любопытством оглядываясь и все больше разочаровываясь в увиденном.
Во дворе никого, но выметено чисто, и куры где-то совсем рядом квохчут, так что хозяйство точно не брошенное. Старый терем, добротный, но не так чтобы огромный. Не княжеский, каким Алёна его себе представляла. Восьмерик в три этажа с высоким висячим крыльцом, справа к нему – сруб в два яруса с гульбищем понизу, подзоры и наличники с искусной резьбой, а больше и отметить нечего. Даже в родной станице Алёны дома побогаче попадались.
Рассудив, что, коль ее сюда вызвали, можно в воротах не топтаться, Алёна спешилась посреди двора. Подобрала стремена и повод, ослабила подпругу, в ответ на что Свечка шумно всхрапнула и несколько раз переступила задними ногами, словно приплясывая.
– Надеюсь, нас отсюда не выгонят взашей, а? – спросила Алёна, задумчиво похлопав кобылу по влажному от пота плечу.
Почистить бы ее, бедную! И себя тоже. Лето в разгаре, дождя всю неделю не было, пылища аж на зубах скрипит.
– И вот с этим мне предстоит дело иметь? – Вдруг прозвучавший голос был старческим, резким, но сильным и громким.
Алёна вздрогнула от неожиданности, выглянула из-за преградившей обзор кобылы. И помянула деревенского мальчишку добрым словом, потому что иначе как злобной ведьмой стоящую на ступенях крыльца старуху не назвала бы и она сама.
Сухая, сморщенная, но спина прямая, как будто аршин проглотила. Черная юбка, черная душегрейка поверх черной рубахи, черный платок на голове – и как только не жарко в такую погоду! Опиралась старуха на кривую трость с блестящим набалдашником, рассмотреть который было невозможно.
– Здравия желаю, хозяйка! – ответила Алёна, привычно вскинула правую руку к левому плечу ладонью и коротко поклонилась. Старуха в ответ на это поджала губы куриной гузкой. – Хорунжий пятой Моховой заставы Алёна Еманова по княжескому приказанию прибыла!
– Помоги нам Матушка! – проворчала вместо ответа старуха и сотворила охранное знамение.
– Зря ты так, Людмила Архиповна, – прозвучал мужской голос, и из тени на крыльце выступил еще один человек, до того остававшийся незамеченным. И явно не по невнимательности Алёны – она готова была поручиться, что без чар не обошлось.
Мужчина тоже был немолод, но, очевидно, все же моложе хозяйки. Полноватый, с округлым сытым лицом, морщин на котором было совсем мало. Дугами выгнутые седые брови придавали ему добродушное, немного удивленное выражение. Только оно не производило на Алёну того располагающего впечатления, какое могло бы: под пристальным взглядом голубых глаз девушке становилось все больше не по себе, и огонь в крови бурлил, волновался.
Одет мужчина был строго, но чувствовалось – богато. Блестящие сапоги из отличной кожи, по последним столичным веяниям узкие светлые штаны, шитый серебром по серому кафтан, снежно-белая рубашка – тоже с серебром. Покроем кафтан был как войсковые парадные, вот только цветами и отделкой отличался. Мелькнуло смутное ощущение узнавания, будто когда-то что-то такое Алёна встречала или слышала, но ухватить эту мысль она не успела.
– Несправедлива ты. Девица с дороги, несколько дней в седле. – Говоря это, мужчина вальяжно спустился по лестнице, не спеша приблизился. Свечка нервно всхрапнула, и Алёна шикнула на нее, хотя мысленно согласилась: ей этот тип нравился еще меньше старухи. – В остальном – хороша. Стан стройный, румянец живой, и посмотри, какая корона смоляная богатая, никаких каменьев не надо!
– С кем имею честь? – не выдержала Алёна, стараясь не выпускать этого, второго, из поля зрения. А он двигался вокруг, разглядывая ее, словно кобылу на ярмарке.
– Зови меня пока Алексеем Петровичем, – представился он, чему-то улыбаясь уголками губ. – Хозяйка, а прислуга-то где? Лошадку бы забрать, Алёну в покои проводить. Забыла, что ли, в своей глуши правила гостеприимства? Накорми, напои, в баньке попарь, а потом расспрашивай.
Старуха повелительно стукнула тростью, и в ответ на это, как по волшебству, из неприметной боковой дверцы выскочили двое. Хмурый высокий мужчина средних лет, который молча взял лошадь за повод, – Алёна едва успела подхватить с седла переметную суму. Светловолосая молоденькая девушка, почти девчонка, в длинном сарафане и с зеленой атласной лентой в волосах остановилась рядом с Алёной, поклонилась хозяйке и мужчине и только потом обратилась к гостье, любопытно блестя глазами:
– Пойдемте, сударыня, проведу в покои.
– Ступай, после разговоры. – Алексей Петрович властно взмахнул рукой, блеснул камень на перстне – крупный, темно-красный, что запекшаяся кровь. Опять мелькнула какая-то мысль и опять ускользнула.
Алёна по-уставному попрощалась и пошла за девушкой к крыльцу, мимо старухи. Та смотрела так, будто Алёна обокрала ее или в чем-то еще провинилась: холодно, зло, с отвращением.