Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Алексей Поляринов
Кадавры
Часть первая
В дороге
Глава первая
Рассвет — Аксай
Каждый изгиб ландшафта теперь давался ей с большим трудом. Рюкзак был неподъемный и все сильнее давил на плечи; и это при том, что самое тяжелое барахло нес Матвей — его желтая бейсболка маячила впереди.
Надо было все же обойти проклятый овраг, а не переть напрямую. Срезали, называется.
Раньше, в годы студенчества, Даша не знала усталости и могла пройти где угодно, хоть по болотам, хоть по углям, а теперь — что? Теперь она борется с одышкой и с ужасом думает о предстоящей ночи в придорожной гостинице: духота, перебои с водой, комары и, конечно, матрас — дешевый, продавленный матрас за ночь превратит ее спину в руины.
— Что ты там бормочешь? — обернулся Матвей.
— Рэп читаю… — сказала Даша, раздраженная тем, что он вклинился в ее мысли.
Она вспомнила, как перед первой экспедицией на юг просила профессора Видича составить для нее список самых необходимых вещей — без чего в дороге никак не выжить. В списке, кроме совсем очевидного вроде средства от комаров и парацетамола, была позиция, которая поставила ее в тупик: песня. Даша тогда решила, что это неловкая шутка, но профессор, кажется, был предельно серьезен. Песня в походе важна не меньше удобной обуви или аптечки, говорил он, это одновременно твой талисман и оберег, она задает ритм, с песней легче идти и сложнее потеряться. Но подойдет не всякая. Нужно выбрать «свою» песню; такую, которая как заклинание — в сложный момент защитит тебя и придаст сил. Видич любил рассказывать, как однажды заблудился в лесу, запел свою песню — и на голос пришел егерь и спас его; был и другой случай: в степи его окружила стая диких собак, он распугал их своим исполнением «Коней привередливых».
Все это звучало как чистое суеверие, и Даша тогда посмеивалась над профессором, но прошли годы, и вот она снова в пути, идет по дну оврага и, морщась от боли в спине, думает: что, если он прав?
Цепляясь за корни дерева, они наконец выбрались из оврага. Матвей подал ей руку, вытянул за собой. Отсюда открывался впечатляющий вид на побитую выбросами рощу и заброшенную церковь вдали — купол церкви давно сгнил и ввалился, в стенах дыры, как после артобстрела. Зелень захватила постройку, сорняки росли прямо из швов, из кирпичной кладки.
— Он точно здесь?
— Точно. Сказали же, рядом с заброшкой.
Матвей ослабил лямки рюкзака, сбросил его на землю, наклонился, уперся руками в колени, длинно сплюнул в траву; все не мог отдышаться. Он стянул мокрую футболку и стал выжимать — на землю полилась струйка пота. Толстые плечи его были все в розовых пятнах — то ли от напряжения, то ли от солнца. Даша смотрела на тюремные наколки на его широкой, рыхлой, покрытой островками черных волос спине: какие-то мутные надписи, кресты и звезды. Она знала про них, но каждый раз, как видела, не могла поверить. Матвей привалился спиной к дереву, съехал на землю, Даша тоже вымоталась, но отдыхать было рано, она прошла чуть дальше по перелеску, зашла в тень, глаза постепенно привыкли к полумраку. Она почувствовала его раньше, чем увидела. Кадавр стоял в высокой траве, неподвижный. Найти его было непросто, никто из местных точно не знал, где он находится, и это казалось странным: у вас тут в поле стоит мертвый ребенок и покрывается солью, а вы не знаете, где он? Но так и было. Многие вещи в пересказе круче, чем в жизни. На словах кадавр — необъяснимый феномен; стоящий в перелеске труп, неподвижный и бледный, усохший, с впалыми щеками. На деле — издалека он похож на пенек, в сумерках его толком и не видно. И трава — высокая, почти по грудь, из-за нее разглядеть его еще сложнее. Говорят, на рассвете, когда начинается выброс, волосы, брови и края ногтей мальчика как инеем покрываются кристаллами соли, но ждать рассвета, чтобы проверить, не было никакого желания. Даша огляделась: все тут выглядело заброшенным, даже деревья — перекошенные, уставшие от жизни акации и ивы словно соревнуются, кто быстрее высохнет и загнется. Ближайший населенный пункт — поселок Рассвет; местные про кадавра знают, но им плевать — даже тропинки нет, никто сюда не ходит.
— Ну и туфта, — подал голос Матвей. Он даже спускаться не стал, сидел на корточках на холме. — Пойдем отсюда, сейчас самая духота начнется.
Даша достала рулетку, измерила рост — 114 см. Сделала несколько снимков: общий план и крупный; на всякий случай сфотографировала развалины вдали. Достала из кармана датчики — маленькие, круглые, похожие на монетки, — и закрепила их на лице кадавра — один датчик на переносице, второй под носом, два на скулах, еще два в уголках рта. Несколько раз проверила — если датчики плохо установлены, то и слепок лица выйдет бракованный, придется переделывать.
Лицо мертвеца было спокойное, как будто даже умиротворенное, один глаз мутный, без зрачка, слева на виске — вмятина. При взгляде на него у Даши разболелась голова.
Она достала диктофон, включила:
— МА-51, на левом виске — след удара тупым предметом, новых попыток нанести увечья не наблюдаю. — Она обернулась к Матвею: — Все, пишем. Спускайся.
Матвей тихо выругался, но подчинился. Подошел и, мыча себе под нос «утомленное со-о-олнце», стал устанавливать штативы для камер.
Даша тем временем считала пальцы на руках мертвого: пять пальцев на левой, пять на правой. Таков порядок: считать пальцы. А еще зрачки. Если глаз не мутный и зрачок можно разглядеть, надо указать в отчете, что зрачков два, по одному в каждом глазу. Этот пункт в протокол ввели четырнадцать, кажется, лет назад, когда Видич обнаружил два зрачка в одном глазу у кадавра под Курском.
Даша попросила Матвея помолчать и включила микрофон — сверхчувствительный, конденсаторный. Кадавр не издавал ни звука, и вообще в перелеске стояла неприятная, неуютная тишина, даже кузнечики не трещали в
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73