Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
* * *
Собаку разбудил запах страха.
Приподняв голову, она принюхалась, потом заметила фигуры двоих людей, приближавшихся к скале, где она спряталась от жары под грубоватым каменным навесом. Издали трудно было различить, от кого из них исходил этот кисловатый душок, так раздражающий животных. Но чего-то боялся только один из двоих, в этом можно было не сомневаться – запах был определенным, не смешивался с другим.
Если б источающий его человек шел в одиночку, она, возможно, залаяла бы на него, но собаку остановило присутствие другого. Тот ничего не боялся и что-то говорил на ходу… Голос был веселым и ласковым, дворняга прислушалась и часто задышала от радости: так мог бы разговаривать с ней хозяин, если б до сих пор был жив…
Люди скрылись за кустами, отделявшими покатую площадку на краю скалы, и собака тяжело опустила голову на лапы. Каждый раз воспоминания о хозяине отзывались тоской, от которой тянет завыть на луну. Только до ночи было еще далеко… Собака закрыла глаза, громко вздохнула и тут же уснула, ведь боль уже стала привычной.
Сколько прошло времени до того момента, когда вновь донесся тот неприятный запах, собака знать не могла. Вскинув голову, она проследила, как человек бежит мимо, издавая какие-то странные звуки. Но теперь ее не потянуло погнаться за ним, хоть того, веселого, которого она никогда не тронула бы, больше не было рядом. Почему-то ей самой стало не по себе, и хвост боязливо поджался.
Не издав ни звука, собака проводила убегающего человека взглядом. Потом бесшумно поднялась и бросилась в другую сторону.
* * *
От этой поездки невозможно было ждать ничего хорошего. Радость от попытки вернуться в детство всегда обманчива, ведь там все уже не так – другие скамейки, незнакомые деревья… Вроде на своих местах, но как изменились! И пусть кажется, что все те же разнокалиберные сетки паутины зависли между лапами ели, балками старой беседки, но совсем иные воспоминания запутались в них. Чужие…
А в нашем случае никакой радости вообще не могло быть, учитывая, какой груз мы везли с собой. Маленькая шкатулка Вселенской тяжести. И неважно, что мы с Артуром отправлялись к морю, куда я рвалась последние года три. Да нет, больше! У нас с мамой вечно не хватало на это денег, а просить у отца не хотелось обеим, и мы все откладывали, откладывали… Море же не может исчезнуть! Рано или поздно встретимся.
Так мы думали еще вечером накануне того дня, когда мою маму убили.
Недостижимой мечтой море тихонько плескалось в моем воображении, подпитанное картинками из детства: ноги тонут в песке, а волны подкрадываются одна за одной, как хитрые кошки, лижут мои коленки. На солнце вода была зеленоватой, цвета маминых глаз, и только ранним утром – прозрачно-голубой, как мои. Мы впитали море взглядами…
Сколько мне было? Лет семь? Кажется, я уже пошла в школу. Но этого я не помню, только море, его легкое дыхание, как у бунинской Оленьки Мещерской. Шторма́ не запомнились, может, при нас они не случались? Безмятежность, свобода, красота…
Один за другим вырастали кривобокие замки, которые все дети лепят из песка, я в этом ничем не отличалась от других. В ладонях остались покалывание мокрых песчинок и ощущение гордости за созидание, которым я занималась. Еще рыхлый жгут ароматов остался в запаховой памяти: пронзительная свежесть моря и пряная сладость деревьев. Мне годами хотелось вновь наполнить ими легкие, посеревшие от московского воздуха.
– Надышимся, Сашка! Накупаемся до одури! – мама чуть не затискала меня, когда мечта об этой поездке вдруг обрела реальные очертания, потому что в ее жизни появился Артур Логов.
Хоть его и не назовешь богатым человеком, он ведь следователь, а не топ-менеджер энергетической компании, как мой покойный отец, но Артур давно был одинок и не особо умел развлекаться, поэтому у него образовались накопления. Я не спрашивала, конечно, но это подразумевалось.
– Получишь аттестат, быстренько поступишь куда-нибудь, и рванем к морю, – у мамы сияли глаза, когда она говорила об этом.
Мне нравилось, что она не делает из окончания школы и выбора профессии грандиозной проблемы, не хватается за сердце при одной только мысли о ЕГЭ и не таскает домой репетиторов, отдавая последние гроши. И поэтому я тоже к весне не чувствовала себя изнуренной страхом, перегрузками и метаниями, как остальные выпускники. Если я и провалюсь на экзаменах в вуз, никакой катастрофы не случится. От этой мысли мои мышцы расслаблялись, в то время как мои одноклассники были закованы в жесткий корсет стресса.
Может, потому моя психика и выдержала обрушившееся на меня в мае? Своим радостным спокойствием мама напитала и меня, иначе я точно сломалась бы…
Я даже неплохо сдала все выпускные экзамены. Не на сто баллов, конечно, но результат вышел одним из лучших в школе – сама не поверила. Наверняка мама захлебнулась бы от восторга, ведь я была главной гордостью и любовью ее жизни. Только о моих успехах она уже не узнала…
Как не узнала и того, что я даже не попыталась пристроиться в какой-нибудь вуз.
– Забей, – беспечно посоветовал Артур, и я поняла, за что мама так любила его. – Не мотай себе нервы еще больше. В армию не заберут… Если не передумаешь, осенью я возьму тебя к себе помощницей. А к следующему лету уже соберешься с мыслями.
И я с радостью послушалась.
К тому же нам с ним предстояла печальная миссия, и она была важнее выбора будущего, захлебнувшегося маминой кровью, которая выплеснулась прямо из ее сердца на площадку нашего подъезда.
– Не думать! Не думать…
Сутками напролет я сражаюсь с непокорными мыслями, которые так и норовят напомнить о маминой смерти. Впрочем, я о ней и не забываю, ведь все в доме пропитано этой невероятной зеленоглазой женщиной с волосами цвета меда… Тепло ее красивых рук сохранилось в каждой вещице – в огромной сосновой шишке, которую мы привезли еще из прошлой поездки к морю; в расписной глиняной кукле, слепленной в детстве моей старшей сестрой Машкой; в смешном куске монтажной пены, похожем на улитку, который мы с мамой подобрали во дворе… В нашем доме полно всякого барахла, дороже которого не может быть ничего.
Возле ее кровати на тумбочке до сих пор сидит уродливый ангел, которого я соорудила из картона еще в детском саду. Тогда мы обе верили, что ему под силу защитить мою маму. Иногда я ложусь на мамину постель и смотрю ангелу в глаза:
– Что ж ты…
Но чем виноват картонный малыш, если даже Артур не смог спасти женщину, которую так любил? А он из тех, кого называют настоящими мужчинами.
Артур не бросил меня, когда я осталась одна в целом мире, хотя пожениться они с мамой не успели и Логов не мог считаться моим отчимом. Но и я уже не была ребенком – в начале мая мне исполнилось восемнадцать, и совершеннолетие уравняло меня со всеми взрослыми, на которых я всегда посматривала с недоверием и опаской.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
