Филип Жисе
Учитель
Часть 1
Зима
Глава 1
Боль
Александр Петрович сидел на стуле за письменным столом и смотрел на буйство стихии за окном. Погода была паскудной. Вот уже второй день дождь лил, не переставая, ветер завывал в подворотне, да гнул деревья к земле. На дворе стоял январь, но, казалось, вернулась осень. Вместо долгожданного снега, с неба лились холодные потоки воды. Дождь барабанил по подоконнику, стучал в окна и шелестел по мостовой.
— Что за напасть? — думал Александр Петрович. — Даже в свой юбилей не могу насладиться хорошей зимней погодой.
Сегодня ему исполнилось шестьдесят лет. Почти исполнилось. Александр Петрович посмотрел на часы на стене. Только 16:10. Шестьдесят ему стукнет ровно в 18:00. Да. Года пробежали так быстро, словно спешили опоздать на поезд.
С кухни доносился грохот кастрюль, стук ножа по доске и разговоры. Надежда Васильевна, жена его, да старший сын Павел с женой Татьяной готовились к приходу гостей.
— Что за напасть? — произнес Александр Петрович, когда подаренная младшим сыном Сашкой, чернильная ручка оставила на бумаге жирную кляксу.
Александр Петрович трудился над словами благодарности гостям, жене, детям, которые он хотел бы сказать во время вечернего застолья. На память надеяться в его возрасте — только время зря терять.
Резкая боль в животе заставила его скривиться.
— Два дня мучаешь, зараза, — выругался Александр Петрович. — Нет от тебя спокойствия. Хотя бы сегодня оставила в покое.
Вот уже второй день как его мучила боль в области желудка. Появилась она как-то робко, легким покалыванием незаслуживающим особого внимания. Но на утро второго дня покалывание сменилось острой болью, такой сильной, что впору было запрокинуть голову и завыть собакой на луну.
Переждав приступ, Александр Петрович вновь принялся за писанину. Когда-то в молодости он пробовал писать, и у него это даже неплохо получалось, но пришлось забросить это дело. И без этого добра головной боли хватало. Институт, свадьба, дети. Так и жизнь пролетела.
— Шестьдесят, — пробормотал Александр Петрович. — И не верится. Как будто только вчера Надюшу с Пашкой из роддома забирал.
— Да что за напасть! — воскликнул Александр Петрович, когда еще одна клякса ожила на бумаге.
— Сашка, ты чего там? — донесся с кухни голос Надежды Васильевны.
— Да все хорошо. Я тут с ручкой воюю.
— Ты смотри там не слишком воюй. В твоем возрасте уже не воевать, а отдыхать надо.
— Отдохнешь тут с вами, — хмыкнул Александр Петрович, беря другой лист бумаги. — То в магазин пошлете, то картошку чистить заставите или еще хуже — белье гладить… Так что же у меня тут получается.
Дорогие друзья! Любимая жена, дети.
Сегодня мы здесь собрались из-за меня…
— Нет. Как-то глупо получается. Из-за кого же тут соберутся, как не из-за меня? Это и ежу понятно. Надо как-то иначе. Может так:
Дорогие друзья! Любимая жена, дети.
Сегодня мне исполнилось шестьдесят лет и я хотел бы…
— Нет. Это мне тоже не нравится. Кому же еще сегодня исполняется шестьдесят, как не мне? Эх, тяжеловато как-то оно идет. В прошлом у меня это получалось лучше, значительно лучше.
Воспоминания юности, словно не желая тревожить настоящее Александра Петровича, медленно и неуверенно выплыли из закутков памяти. Александр Петрович вспомнил, как когда-то давным-давно часами сидел над листами бумаги с шариковой ручкой в руках. Как давно же это было! Сколько мук ему довелось испытать, выдумывая истории. Но какие же это были сладостные муки!
— Может, и правда надо было себя пробовать на писательском поприще? — произнес Александр Петрович. — Кто ж его знает как оно должно быть? Писательством на жизнь заработать трудно, а семью кормить надо. Ну, что было, то прошло. Что его думать да гадать, как оно было бы? Вышло-то вот как, и грех жаловаться на жизнь. У тебя семья, жена, дети. Вон какие сыновья выросли, как два дуба рослые и широкоплечие. И в кого они только удались. Я-то ростом не шибко удался, 1 метр 75 сантиметров, а Надюша и того меньше. Хм. Чернобыль может так подействовал? Кто его знает-то? Ну да ничего. Это не важно. Главное, чтобы здоровые были, да счастливые.
Александр Петрович гордился детьми. В отличии от него, имеющего ПТУ-шное образование, сыновья закончили вузы, а младший Сашка даже замахнулся на аспирантуру.
— Небось в доктора наук метит, — подумал Александр Петрович, улыбнувшись. — Ну пусть дерзает. Пусть хоть дети поживут, а нам старикам мало что уже надо в жизни. Кусок хлеба, стакан воды, да внуков побольше.
Александр Петрович расплылся в улыбке, вспомнив Витьку и Валерку, детей Павла.
— Маленькие непоседы, — добродушно произнес Александр Петрович. — Ради них мы и живем. Ради кого же нам еще жить, как не ради детей и внуков? Пусть будут здоровы на радость родителям, да бабки с дедкой.
Александр Петрович улыбнулся, вспомнив, как его с женой называли маленькие проказники. Бабка с дедкой. Это надо же такое придумать.
— Бабка с дедкой. Эх, вы мои выдумщики, — сказал Александр Петрович и посмотрел на листок бумаги перед собой. — Не пишется. Никак не пишется. Небось надо стопочку коньячку пригубить. Может, тогда музы меня и посетят. А ну, пойду-ка с Пашкой муз погоняю.
Александр Петрович потянулся к выключателю. Лампа на столе мигнула и погасла. Поднявшись из-за стола, старик собрался посетить бар в зале. Вдруг что-то уткнулось ему в ногу.
— Шарик, — улыбнулся Александр Петрович, глянув на собаку у ног, радостно вилявшую хвостом. — Что мой дружок? И тебе коньячку налить?
Собака пуще прежнего завиляла хвостом и стала на задние лапы, положив передние на живот старика. Тот погладил собаку по голове, потрепал за ухом и опустил ее ноги на пол.
— Потом мы с тобой поиграем, мой дружочек.
Шарик посмотрел на хозяина добрыми, веселыми глазами пристально, словно спрашивая: а не обманешь?
Александр Петрович снова потрепал собаку за ухом и направился в зал.
Дверца бара скрипнула, когда Александр Петрович открыл ее. Несколько бутылок коньяка, вина и водки дружно глянули на него из полумрака бара. Выстроившись в ряд, они, словно приглашали его опробовать свое содержимое.
Александр Петрович какое-то время постоял в раздумье, решая какой бутылке коньяка отдать предпочтение, затем
