«Настоящим Энская губернская чрезвычайная комиссия по борьбес контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности при Энском советерабочих и крестьянских депутатов (Отдел по борьбе с контрреволюцией) доводит досведения граждан Энска и губернии, что лица, являющиеся в Отдел на предметходатайства об освобождении бывших офицеров, чиновников и прочих, Отделомприниматься не будут. Лица, которые, несмотря на настоящее объявление, будутпродолжать приходить в Отдел с вышеуказанными ходатайствами, будут тут жеарестовываться и препровождаться в тюрьму.
Пролог из 1919 года
В ночь с 6 на 7 сентября из ворот Энской конторы Народногобанка, что на Большой Покровской улице (буквально только что переименованной вчесть дорогого, преждевременно павшего на своем посту товарища Свердлова!),медленно выползла колонна грузовиков, закрытых брезентом. По обеим сторонамследовали мотоциклетки с пулеметами и еще грузовики, битком набитыевооруженными людьми. В грузовиках сидели сто двадцать чекистов и милиционеров.
Тротуары были пусты – какие там ночные прогулки в такую порусуток, в такую пору жизни Советской республики! Только ветер шуршал раноопавшей листвой. Однако на всех углах выставлены были милицейские посты.
Длинная колонна проследовала вниз, мимо Лыковой дамбы,свернула на Зеленский съезд, а оттуда по Рождественской улице, через мост – ипрямиком по бывшей Царской, ныне Совнаркомовской, выехала к Московскомувокзалу. Люди попрыгали наземь и принялись разгружать грузовики. Снимали с нихнебольшие, очень тяжелые ящики и несли на дальние запасные пути, где стоялсостав уже с паровозом в голове. Каждому пришлось пройти не один раз. Вдольвсего пути стояли, на небольшом расстоянии друг от друга, вооруженные солдаты.Казалось, все вооруженные силы губернии были мобилизованы этой ночью для того,чтобы обеспечить сохранность двух тысяч четырехсот ящиков, которыепереправлялись из подвалов Государственного банка на вокзал.
До самого утра шла погрузка. Уже когда на хмуром осеннемнебе чуть забрезжил рассвет, поезд медленно тронулся. И тут же замер: паровозне мог двинуть его с места. Чекисты забегали по станции. Спешно пригнали второйпаровоз, и наконец-то эшелон потащился в сторону Москвы.
– Золотой эшелон, – устало пробормотал сквозь зубы невысокийчерноволосый человек с мелкими чертами лица. – Ох, сколько хлеба можно купитьдетям, а мы это золото…
Что-то грохнуло сзади, и этот звук оказался последним,который он расслышал в своей жизни. Вряд ли он даже успел понять, что именнопроизошло, когда выпущенная в затылок пуля прошила его череп и вышла наружу,разворотив лицо.
Стоящие вокруг люди шарахнулись, с ужасом глядя на высокогочеловека в кожанке, перетянутой ремнями, с наганом в руке. Из-под фуражки скрасной звездочкой кое-где выбивались волосы с проседью, но глаза, синие, яркиеглаза блестели молодо, безжалостно, озорно.
– Не болтать! – скомандовал он, погрозив стволом нагана,словно огромным указательным пальцем. – Или кому-то еще охота маслину словить?
Люди так и шарахнулись в стороны.
– Ну, смотрите! – протянул синеглазый, скалясь в улыбке. –Никаких разговоров! Отправили груз в Москву – ну и отправили. Впервой, что ли?
– Что там у тебя, товарищ Верин? – подошел человек сбородкой, обливающей челюсти, в пенсне и таком же кожане, как у синеглазого.Вообще они были очень похожи: высокие, статные, с бездумно-жестокими,заострившимися от усталости и революционной ярости лицами, только второйвыглядел лет на пять старше.
– Все хорошо, товарищ Юрский! – козырнул Верин и сверкнулбесовскими своими глазами. – Имели место быть разговорчики в строю, но я ихпресек.
– Так и продолжай, – кивнул Юрский и, многозначительнохлопнув по кобуре, быстро пошел к зданию вокзала, где ждали машины: делосделано, можно уезжать.
Впрочем, он знал, что отдохнуть не удастся: спустя два дняпредстояло отправить второй такой же эшелон, а груз еще нужно упаковать.Сотрудники Народного банка, мобилизованные для этой цели, не расходились по домамуже несколько суток…
