Анна Лепер
«Не замужем»
Всю свою долгую (как ей казалось уже начиная лет с тридцати) жизнь Варвара боялась выйти замуж. Причем эта странная и такая не свойственная российским женщинам фобия постоянно менялась, принимая самые причудливые формы.
Свою первую мысль о возможном замужестве Варвара допустила почти случайно, как только ей исполнилось 18 лет. В один прекрасный день довольно скоро после этой даты у нее в голове как будто зажглась лампочка, озарив самые дальние и оттого страшные уголки разума: «А ведь теперь получается, что меня уже можно звать замуж!» Другая бы на ее месте, наверно, обрадовалась, но Варю охватило необъяснимое волнение, которое нельзя было назвать приятным. «Я ведь только начинаю жить! – с тошнотворной тоской думала она. – Неужели все это так скоро может закончиться?!»
Под «всем этим» она подразумевала нарастающую с каждым годом, с каждым часом свободу выбора – интересов, круга общения, желаний, обязанностей, сферы занятий и, конечно, мужчин. Ей казалось (и опыт окружающих ее семей только убеждал в этом), что с замужеством весь этот бурный и, наверно, довольно мутный поток радостей разом оборвется. Настоящая взрослая жизнь снова превратится по сути в детскую, когда твое мнение в масштабах интересов семьи практически не учитывается. Во всяком случае, так было во времена ее детства и юности. Она навсегда запомнила грубые для ее интеллигентного слуха, но очень меткие слова, которыми папа одной из ее одноклассниц имел обыкновение пресекать попытки дочери принять участие в общей беседе: «Жопе слова не давали!»
Варины родители, конечно, таких слов себе не позволяли, но когда она была маленькой, у них (как, впрочем, и у нее самой) даже не возникало мысли, что у нее могут быть, например, «свои планы» на выходные. Это только теперь у каждого пятилетнего «главы семейства» взрослые люди с трепетом в душе интересуются его желанием или нежеланием, например, поехать в ближайшую субботу на дачу. И такое отношение к детям, кстати, у Варвары вызывало страшное раздражение, продиктованное, вероятнее всего, банальной завистью. Более того, от вида этих заигравшихся во вседозволенность маленьких царьков у Вари где-то на дне души свернулась клубком мечта о мести: мол, вот рожу своего, уж я-то покажу ему, как себя надо вести со взрослыми!
Смутное ощущение детского рабства, которое она даже толком никогда не формулировала для себя словами, однажды подтвердилось устами соседской девочки и тут же обрело вполне определенные черты.
Как-то раз, когда Варя, уже став совсем взрослой и обретя возможность приезжать на дачу одна, занималась устранением на участке какого-то совсем уж обнаглевшего бурьяна, к забору со стороны соседей подошла пятилетняя внучка хозяев. Поскольку Варя детей не очень-то жаловала, она старалась лишний раз с ними не сталкиваться, чтобы случайно не выдать на людях свою несвойственную женщине нелюбовь. Но соседка оказалась не из робких, поэтому не стала ждать приглашения к беседе.
– Что делаешь? – смело спросила девочка, присев на корточки с той стороны забора и явно рассчитывая на долгое общение.
– Дрова рублю.
Варя понадеялась, что грубый ответ, содержащий к тому же непонятный для ребенка парадокс, прозвучит угрожающе, и она сможет продолжить свое скучное занятие в спокойном молчании.
Только девочку такой ерундой было не спугнуть.
– А мне кажется, ты клумбу пропалываешь, – рассудительно, спокойно и даже, как, конечно, показалось Варе, нагло возразила она. И сразу, несмотря на хмурый взгляд в ответ, продолжила свои светские расспросы: – А потом что делать будешь?
– Домой поеду! – буркнула в ответ Варвара, стараясь выглядеть и звучать как можно строже и скучнее.
Однако следующая реплика девочки была настолько неожиданной, что запала Варе в душу на всю оставшуюся жизнь. С недетской, очень серьезной и, как почудилось Варе, даже тоскливой (что было ей очень близко) интонацией в голосе маленькая, но такая на глазах повзрослевшая девочка протянула:
– Везет тебе: сама решаешь! – и этими словами сразу вызвала щемящее сочувствие и, как следствие, симпатию.
И Варвара утвердилась в своих предположениях, что дети – это маленькие рабы. А она, Варвара Яковлевна – взрослая и самостоятельная женщина (хотя и всего двадцати лет от роду), и она, наконец, вырвалась из своего многолетнего рабства и сама решает, куда и когда ей ехать, пусть даже и домой.
Так вот, в ранней юности замужество для нее виделось как возвращение к полной зависимости от интересов других людей. Странно, но она не допускала мысли, что под другими людьми вообще-то обычно подразумевается любимый муж, а затем и желанные дети. Более того, ей казалось, что пресловутый штамп в паспорте – это приговор к пожизненному заключению. Возможность развода в Варином воображении почему-то не всплывала.
Однако уже через несколько лет свободной и довольно беззаботной жизни обстоятельства, общественное мнение, давление со стороны родителей, и, конечно, замечания замужних подруг существенно деформировали довольно плотный кокон Вариной гамофобии (да-да, и для такого страха есть свое официальное название!). Безмятежный небосклон ее безмужнего счастья стал омрачаться рыхлыми тучами приличий и долга, поэтому у нее в душе то и дело моросило. Кроме того, все свадьбы выглядели такими красивыми и праздничными! И еще очень хотелось какое-то умопомрачительное платье: конечно, в талию, с корсетом и пышной юбкой. И бросать букет (прилетевшая к нам с Запада традиция), и чтобы оставшаяся жалкая горстка все еще униженных своим, конечно же, негордым одиночеством приглашенных девиц топталась за твоей спиной в нелепом ожидании. Кто-то – в готовности совершить решительный бросок, как во время баскетбольного матча, и, раскидав соперниц могучими локтями, вцепиться в заветное предзнаменование скорого брака. А кто-то в смиренном терпении и ожидании – либо чуда в виде выпадения букета прямо в беспомощно протянутые руки (и сразу же, конечно, аплодисменты, аплодисменты!), либо обидной победы одной из раскрасневшихся от стараний подруг с темными кругами в области подмышек на ярком праздничном платье. Варя и сама бывала среди этой толпы ловительниц «счастья», и толпа эта с каждым годом становилась сначала все малочисленнее, а потом все моложе. Правда, Варвара, оказавшись в такой ситуации, старалась вставать подальше от исходящей точки букета и вообще держалась отстраненно, лихорадочно репетируя в мозгу свою радостную реакцию при случайном поражении ее как цели.
Но теперь мысли о необходимости замужества, наверно, были продиктованы утомлением от постоянной борьбы. Она устала в свои уже двадцать пять отшучиваться или отвечать серьезно в ответ на бесконечные вопросы об изменении матримониального статуса. В печальных маминых глазах
