Глава 1
ПОЛУДОХЛАЯ СОБАКА
Все началось с раздавшегося из лаборатории истошного Любочкиного крика:
— Женечка! Миленький! Выручай!
«Ну чего они там еще наворотили?» Я вскочил, задел ножку стола и пролил остатки содержимого своей чашки на фильтровальную бумагу, которая заменяла нам скатерть.
«О господи! Еще этот кофе!» — успел подумать, захлестываемый панической волной адреналина. На секунду притормозил, потом махнул рукой на это мелкое безобразие и кинулся на выручку.
В дальнем углу, где у нас располагался «тренажер» — камера для животных с энцефалографическим оборудованием, — суетилась Любочка, а ей то ли помогали, то ли мешали Витек и Иринка. Подбежав, я увидел, как девушка в отчаянии щелкает переключателями, а в камере болтается на удерживающих ремнях маленькая собачка, с головы которой свисают подсоединенные провода.
— Что тут у вас? — попытался я с ходу разобраться в ситуации.
— Женечка! Сама не знаю! Я ее!.. А она дохнуть! А тут эта!.. — причитала Любочка, беспомощно размахивая руками.
Понять, что она имела в виду, было, как всегда, невозможно, а вид замученного животного, мягко говоря, не прибавлял энтузиазма. Поэтому я в первую очередь отключил от сети энцефалограф, а потом занялся бедным четвероногим пациентом. Снял с собаки все провода и шлейки. Пульс у нее прощупывался, но очень слабый. Пришлось заняться выяснением обстоятельств с элементарного допроса. Может, и не такого, как в гестапо, но, наверное, на среднюю ментовку потянет.
— Так! Быстро говорите, что вы тут делали? Кто дал вам право издеваться над животным? — Нахмурившись, я попытался придать своей физиономии самое свирепое выражение, на какое только был способен.
— Я… Мы… У меня есть доступ к животным! Вот! — сначала замямлив, но потом, собравшись с духом, бойко выпалила девушка.
— Что? Откуда?
— Оттуда! — Любочка злорадно показала язык. — Я целых два месяца таскалась на эти курсы. Шеф заставил.
«Да, шеф — молодец, а я — шляпа», — подумал я, но тем не менее, устрашающе тараща глаза, железным тоном продолжал свою непоколебимую, почти сталинскую линию допроса:
— Что вы делали с собакой?
— Я это… — опять замялась Любочка. — Мы тут это… опыт ставили.
В процессе допроса, в течение которого я несколько раз менял тактику с «плохого» на «хорошего» следователя, выяснилось, что Любочка перепутала ампулы с Ксилонейросказином. Вместо маркировки А взяла В. Но, как и положено молоденькой и симпатичной девушке, она не остановилась на этом и вдобавок перепутала переключатели на приборе, включив вместо считывания энцефалограммы подачу импульсов на мозг собаки. И конечно же была вроде как и не виновата — ампулу ей случайно подсунула Иринка, а прибор после тестирования переключил Витек.
Я свирепел и пух, как синьор Помидор, слегка подвывая в бесполезном усилии хоть как-то логически осмыслить женский стиль проведения научных экспериментов. Ну как объяснить Любочке, что хорошо все-таки самой проверять все, что ты делаешь? Никак! Это диагноз. И мне, между прочим, с этим диагнозом работать. В общем, все было как всегда — очередная Шнобелевская нашими «милыми» лауреатами завоевана! А мне, тоже как всегда, подставляй хоть лоб, хоть загривок под начальственные выволочки.
— Ну, теперь, кажется, все ясно. — Наконец я отпустил народ расползаться по углам зализывать раны. — Дальше сам справлюсь. Люба, запиши в журнал, что препарат не тот и опыт остановлен, а я собаку посмотрю. А ты, Ира, дай-ка мне описаловку на Ксилонейросказин-В.
Действительно, оба препарата, что А, что В, были антидепрессантами анксиолитического действия и проходили клинические испытания — другими словами, испытывались на людях. Следовательно, у них не должно быть серьезных противопоказаний. Так, дальше: нежелательные эффекты… дозировка… — ничего особенного. Максимум, что могла получить собачка, — это нормальную, но никак не смертельную дозу. Может, у нее анафилактический шок, чего не бывает? Надо кровь на анализ взять да и энцефалограмму снять, посмотреть, как у собаки мозг работает…
Спустя три часа хвостатая жертва научных ошибок продолжала находиться в полной отключке, лежа в клетке экспериментальной камеры. Анализ крови оказался в норме, пульс слабый, сердцебиение замедленное, но тоже в пределах нормы. А вот энцефалограммой я был сражен! А точнее, ее отсутствием. Я даже, повторяя Любочкины потуги, бегал от компа к собаке, от нее к энцефалографу и обратно. Вегетатика работала, но замедленно, а вот кора была как мертвая. Но такого не бывает. По крайней мере, такой полной отключки коры головного мозга при нормальном функционировании всех систем я никогда еще не видел даже при глубокой анестезии.
Я опять сидел в нашей кофейне — славном закутке для убивания рабочего времени в процессе потребления различных некачественных напитков, стачивания чужих сухарей и, конечно, перемалывания околонаучных сплетен. Розово-приподнятое впечатление от возвращения из долгой командировки было испорчено. Но если бы я знал, что уже произошло событие, последствия которого не замедлят самым невероятным образом сказаться на моей судьбе, то настроение мое было бы вдобавок разбавлено еще и изрядной долей страха… Однако блажен неведающий!
