Елена Введенская
Алешкино лето
Алешка
Алешка проснулся от звонкого крика петуха, открыл глаза и тут же зажмурился. Южное жаркое солнце щедро расплескало по комнате свои лучи, высветив каждый уголок.
— "Бабушка! Каникулы! Ура!"
Не спеша вставать, он наслаждался состоянием лености и покоя. Взгляд скользнул по комнате, выхватывая привычные, родные предметы.
Старый секретер в углу. На его всегда откинутой крышке стоит металлический вечный календарь, который надо переворачивать, чтобы увидеть следующий день. Алешка мечтает когда-нибудь выпросить его у бабушки и увезти сокровище к себе домой.
Рядом лежит большая морская раковина. Очень большая и очень старая. Никто не помнит, когда она появилась в семье. Снаружи раковина растеряла краски, став почти белой, внутри она по-прежнему нежно персиковая, перламутровая. Если приложить ее к уху, слышно прибой. Словно волны набегают на берег и с шуршанием откатываются назад.
Небольшая фигурка олененка. Фарфоровая, изящная, старинная статуэтка. Бабушка очень ее любит. Со всех этих предметов ежедневно бережно стирают несуществующую пыль.
Большое окно распахнуто настежь. На его краешек падала ветвистая тень от старого абрикосового дерева. Ветви щедро усыпаны начинающими созревать, розовеющими плодами. Любимые бабушкины георгины сильно вытянулись вверх, их по-королевски величественные, темно бордовые головки горделиво зависли над подоконником, слегка покачиваясь. Чуть в стороне виднелся краешек виноградной шпалеры. В ее тени так хорошо дремать на раскладушке в полуденную жару.
Ароматы цветов смешались с деревенскими запахами и волнами заплывали в комнату. От звуков, доносившихся с птичьего двора, стало необыкновенно хорошо. Крякали утки, кудахтали куры, вдалеке лениво перебрехивались станичные псы, разомлев от набирающей силу жары.
Во дворе заплескалась вода, зашуршала по листьям.
— "Поливает", — догадался Алешка.
Вставать не хотелось. Он сомкнул веки и попытался снова заснуть, но с кухни вкусно потянуло оладьями и любимым клубничным горячим киселём. Сон вмиг слетел. Мальчик глубоко вдохнул, потянулся и рывком вскочил с постели.
— Баа!
— Я здесь! — донеслось со двора. — Проснулся? Выбирайся ко мне, засоня!
Он накинул поверх постели покрывало, натянул шорты и помчался к выходу.
Дом еще не успел накалиться, но стоило распахнуть дверь, как снаружи обдало сухим, набирающим силу жаром.
Ступил на двор и тут же запрыгал, поджимая пальцы босых ног. Заскочил обратно в дом. Асфальт поджаривал подошвы не хуже сковородки. Пришлось бежать в комнату за сланцами.
Алёшка приехал накануне вечером. Успели только поужинать. Чемодан остался неразобранным ждать утра. Покопавшись, выудил нужный пакет и скорей обратно.
— Ну, что? С добрым утром? Отвык от нашей жары? Как спал? — бабушка с улыбкой смотрела на внука.
— Классно, Ба! Привет! Тебе помочь?
— Я уже заканчиваю. Оттащи шланг к сараю и выключи воду. Где кран, помнишь? — Помню! — от избытка радостных эмоций мальчик подпрыгнул на месте, и помчался выполнять распоряжения.
Завершив дела во дворе, закрыли на день ставни, защищающие от зноя, и поспешили вернуться в спасительную прохладу дома. На просторной светлой веранде уже накрыто к завтраку. Кушают здесь всегда за большим столом. Он покрыт розовой клеенкой в мелкий белый цветочек. В центре возвышается блюдо с оладьями, заботливо прикрытое тарелкой, чтобы не остыли прежде времени. Алешкина любимая кружка с веселым подсолнухом ждет хозяина на привычном месте. На плите в кастрюле не успел остыть кисель.
Наевшись, внук чмокнул бабулю в смуглую, теплую, покрытую сеткой мелких морщинок щеку.
— Спасибо, Ба! Я гулять!
Уже у самых ворот его настиг оклик:
— После обеда жара спадет, вернись! Тётя Мила грядку тебе приготовила. И по солнцу не бегай, пока не привык!
"Ну, конечно!" — подумалось с досадой, — "Тетя Мила верна себе. Не может не нагрузить. Как бы не забыть. А то влетит…"
— Лаадно! — отозвался и выскочил со двора.
Металлическая калитка с лязгом захлопнулась за его спиной. У Алешки началось лето. Настоящее. С шумными мальчишескими играми, гулянием до абсолютной темноты, со страшилками у костра на берегу и таежными байками деда Никифора, если повезет, и он приедет.
За воротами не успел оглядеться, как рядом раздалось:
— Алешка, ты что ли? Вырос то как!
— Я, баб Митревна! Здрасьте!
— И тебе не хворать! Когда успел то? Вчера еще, вроде как, не было.
— Так вчера и приехал. Вечерним поездом.
— Васильевна то, как рада, небось! Ждала тебя! Ну, беги, беги! Вижу, не стоится тебе на месте то.
— До свидания, баб Митревна!
— Ух ты ж! Вежливый то какой за год стал! Ученик! Ну, до свидания!
Алешка помчался вдоль улицы, стараясь держаться в тени. Солнце жгло нещадно.
Миновав несколько домов, остановился у деревянного забора из старого штакетника, посеревшего от времени. Сквозь него хорошо просматривался большой двор и дом в глубине сада. Алешка глубоко вдохнул и, что есть силы выкрикнул:
— Мииишкааа!
— Чего кричишь! Дома он! Заходи! Собаку не бойся, привязана она.
Скрипучий, старческий голос заставил обернуться. Со скамейки, спрятавшейся в тени вишневых деревьев, так что не сразу и заметишь, на него строго смотрела старушка. В деревенском застиранном ситцевом сарафане, вытянутой старой кофте непонятного цвета, на голове белый платок, на ногах калоши поверх шерстяных носков. Мишкина бабуля. Не взирая на жару, она всегда мерзла и одевалась тепло.
— Ой! Баб Маша, здрасьте! Я приехал! — радостно сообщил он.
— А то я не вижу! Заждались тебя уже! С утра к окошку скачет.
Алешка толкнул дощатую, потемневшую от времени калитку. Та запела на все лады.
— "Так и не смазали".
Во дворе его громогласно поприветствовал грозный Мухтар, виляя изо всех сил хвостом. На лай из дома выскочил Мишка.
— Лёха! Приехал! Ураа! — приятель кинулся навстречу. Мальчишки обнялись, потолкались, по-взрослому пожали друг другу руки. Десять лет, мужики…
— Славка где?
— Щас будет. В магазин в посёлок услали. Звонил, сказал, чтоб подождали, если ты раньше появишься.
— Пошли, встретим?
Друзья вышли на середину широченной улицы, и бодро зашагали по плотно укатанной щебенке, на ходу обмениваясь последними новостями. Не последние были известны, ребята в течение года связь не теряли.
— Мих, куда потом? Купаться?
— Ну, да.
— Муху возьмешь?
— Не знаю. Возьму, если разрешат. — Мишка пожал плечами.
Мухтар был огромен. Вроде и овчарка, но уж очень большой вымахал. На поводке ходил хорошо, Мишку слушался. Но на улице его опасались, и ругались, что такую грозную псину с ребенком отпускают. Просто так не возьмешь, согласовывать надо.
— Баб Маша разрешит, она всегда разрешает. А родители твои на работе. Мы им не скажем, до вечера вернемся.
— Лёхаа! — навстречу, размахивая во все стороны наполовину пустым пакетом, шлепал
