Касатоныч. Забытые Острова. Одиночное плавание
Вступление
Прошу меня извинить за некую сумбурность изложения — это действительно мой первый большой литературный опыт. А тут вдруг еще и сразу — в большом соавторском проекте… Писалось всё это и выкладывалось на другой литературной площадке в тандеме с Алексеем Чистюниным, где именно так и называлось — Одиночное плавание. Сейчас он тоже готовит более расширенную и дополненную версию ОП для публикации здесь.
Ну и был, есть и, надеюсь, и дальше будет у нас у всех ещё один наш друг, товарищ и со-автор и со-редактор серии «Забытые Острова» — Andre. Здесь, на АТ я выкладываюсь самостоятельно, а коллега-соавтор помогает мне с литературной стороны.
Кас-Касатоныч, от имени которого ведется большая часть повествования — близок мне по многим причинам… Надеюсь из текста все станет понятно…
День Первый. На «запасных ногах» по песку… Знаете такую пытку?
Касатоныч
Будем знакомы? Это я. Зовут меня так. Ну да — пока ещё непривычно — для вас. А лично мне — нравится. «Касатоныч» или, если вспомнить полное имя — «Кидридзе Касатоныч». Как оно вдруг возникло, это имя? История то давняя — была она со мной ещё в отрочестве, и, если кому будет интересно, при случае, расскажу. Может быть… Не-не, что вы, не обижаюсь. Уж мне-то в моем положении — ещё и обижаться… Куда уж больше-то? И так хватает слишком «веселого» в моей жизни, успевай только разгребать… Да и не звал меня так никто, участники событий посмеялись тогда, пошутили да и позабыли. Так-то имя совсем простое, как и фамилия, да на кой оно здесь-то, кому нужно? Вот и вспомнил ту историю, и оставил себе только отчество. Касатоныч я здесь, и баста! Так и зовите. Можно и Кас, но это — только для самых близких… На «эй ты» от посторонних — я не откликаюсь. Игнорирую.
Сон был глубокий, а разбудили сразу. Проснулся! От чего — непонятно. Но проснулся… И… Вот паршиво! Сразу понял — Паршиво ВСЁ!
Тепло. Не просто тепло, а жарко. Когда дома в сон начало морить, прикрыл ноги пледом и вот — на тебе, печёт просто. От головы в плечи уходит жар. Что со мной, заболел что ли⁈ Со сна чугунную руку едва подтянул, так и есть — футболка на груди и шея мокрые. Так, надо срочно переодеть, а то простуда обеспечена. Ну вот такой я человек: если мокрой одежде дать высохнуть на мне — заболеваю…
А сейчас — лицо буквально горит. Не, не плавится, его не обжигают огнём, но где-то в чём-то очень близко. Наконец-то начинаю понимать, с чего бы это всё, сквозь веки с окна слепит солнце.
С трудом разлепляю глаза. Солнце — в лицо. Отворачиваюсь и нога пошла в бок, а ведь по ощущением пледа-то и нет…
Рука вдоль тела — шасть. А… где? Сейчас это проще чем разглядывать что там.
Как Константин Райкин в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих» говорит: « Солнце! Глаза! Не вижу!» Вот и я — также: не вижу, прямо в глаза слепит!
Ну ладно солнце, бывает, сплю я лицом к окну, и во время заката, оно, как раз, бьёт мне в лицо. Тут другое — что за…? Откуда песок-то у меня дома? И, главное — столько?!!
И запах!! Его я никогда не перепутаю!!! Как говаривал В. В. Маяковский — «Очень жаль мне тех, которые не бывали в Евпатории.»
Когда вы только подходите к булочной на улице Гоголя с бушующим вокруг запахом ванили, а может и корицы — не знаю. Так вот, ещё когда вы приближаетесь к хлебному магазину на долю секунды, на какой-то миг перед вами мелькнёт полоска моря!
Когда же вы минуете царство плетёной булки. Широкой как два батона те что по восемнадцать копеек — сложенные бок к боку. А то что это именно московская плетёнка — сомнений быть не может! Поскольку только она может ТАК пахнуть! С вкуснейшей корочкой в которую вплавили сахарный песок. Вплавили но не расплавили. Сахар всё ещё сохраняет свою кристаллическую структуру. Вот на каком этапе пекари это делают — уму не постижимо. Но! Ммм — вкуснота…
Нет. Я прекрасно понимаю, что подобная булка пеклась во многих хлебозаводах страны. И для каждого из многомиллионного населения нашей необъятной родины она была «своя», но вот для меня, тогда мальчика из Подмосковья — такую булку, в районе одна тысяча девятьсот восьмидесятого года — папа привозил только из Москвы.
Так вот, повторюсь. Когда вы в Городе Евпатория прошлись бы по улице Гоголя по направлению к Набережной в районе одна тысяча девятьсот восьмидесятого года и миновали бы хлебный магазин. Он, хлебный, будет от вас справа. Вас нисколько не огорчит что вы покинули зону ванили. И вы не обратите на малопривлекательную зону молочного магаза — облицованного маленькими белыми плитками кафеля размером пять на пять сантиметров.
Если вы думаете, что он мне чем-то был неприятен — то да и нет.
Молочный магазин был прекрасен — своей продукцией. Молоко, ряженка, кефир. И всё это в одинаковых бутылках — которые в пунктах приёма стеклотары стоили по пятнадцать копеек. И различались они цветом крышек: серебристая — для молока, зелёная — для кефира, фиолетовая — для ряженки. Помните? Я — да.
Говорят, ещё были и такие: жёлтая — для топлёного молока, полосатая — для обезжиренного кефира, синяя — для ацидофилина, серебристая с желтой полосой — для сметаны.
Ацидофилин — что за зверь⁈ Никогда не слышал. И сметану в таких бутылках, признаться — не встречал…
Но, в Евпаторийском молочном торговали только тремя продуктами из всего того многообразия: молоком, кефиром и ряженкой.
О, Боги! Граждане, Товарищи — кто помнит тот бойкий перезвон когда грузчики тягали проволочные ящики с молочкой⁈ Нет, это ни с чем не перепутаешь!! Все затыкали уши — потому что это было громко! Но, надо сказать, звук не раздражал! Как тот же
