Фернандо Гамбоа Гонсалес
НЕБО НАД ОРАНОМ
(Капитан Райли - 1a)
.
Когда разражается война, люди обычно говорят: «Ну, это не может продлиться долго, слишком это глупо». И действительно, война — это и впрямь слишком глупо, что, впрочем, не мешает ей длиться долго. Вообще-то глупость — вещь чрезвычайно стойкая.
Альбер Камю, «Чума»
1
23 июля 1941 года
Картахена, Испания
Несмотря на то, что наступал вечер, солнце из-за замка Кастильо-де-Галерас палило немилосердно, как будто, прежде чем скрыться за горизонтом, оно пыталось вскипятить воду в заливе. Неподалеку от замка небольшое грузовое судно длиной пятьдесят метров со своеобразным названием «Пингаррон», написанным белой краской на носу, стояло пришвартованным к набережной Альфонсо XII в порту Картахены. На его свежевыкрашенной палубе высокий мужчина в рубашке с закатанными рукавами, с растрепанными черными волосами и шрамом на левой щеке заглядывал в главный трюм, руководя выгрузкой громоздкой машины для мойки руды, предназначенной для использования на свинцовых рудниках Ла-Унион.
— Готово, Джек, — полуобернувшись, он поднял большой палец. — Вира помалу.
Хоакин «Джек» Алькантара, пониже ростом, полнее, с густой темной бородой на беспокойном лице, стоявший за пультом управления судовым краном, запустил мотор лебедки, и стальной трос с металлическим стоном начал наматываться на барабан.
— Cagundeus...[1] — прорычал он с галисийским акцентом, видя, какое усилие требовалось от двигателя. — У этой штуки вес как у мертвеца.
— Не волнуйся, — успокоил его Алекс Райли, подняв взгляд янтарных глаз на колышущуюся траверсу крана высоко над его головой. — Кран потянет. — И тихим голосом добавил: — Надеюсь.
В пяти метрах ниже, в трюме, меланхоличный мулат, великан с шальным лицом и красивая улыбающаяся девушка наблюдали за мучительным подъемом машины, молчаливо молясь, чтобы выдержали стропы, которыми груз был прикреплен к траверсе крана.
— Сесар, Марко, Жюли! — крикнул капитан Райли с палубы. — Держитесь в стороне. Если эта штука упадет, я не хочу, чтобы вас пришлось вычерпывать ведрами.
Не ожидая повторения команды, ангольский механик, югославский наемник и молодая женщина, исполнявшая роль штурмана, сделали пару осторожных шагов назад.
Дюйм за дюймом массивная машина для промывки руды появлялась из трюмного люка как уродливое серое стальное чудовище, выползающее из своей норы.
— Стоп выбирать, — крикнул Райли своему помощнику, как только груз поднялся выше уровня фальшборта. — Теперь перемещай его на правый борт, постарайся не раскачивать.
Джек Алькантара собирался ответить, что знает, что делать, но он был так напряжен, что не мог открыть рот.
Ему оставалось только молча следовать инструкциям своего капитана, и, как только груз повис вертикально над бетонными плитами набережной, он начал медленно — еще медленнее, чем поднимал — опускать груз, пока тяжелое устройство не улеглось со скрипом на деревянном поддоне.
Когда стальной трос, наконец, ослабел, освободившись от веса, галисиец облегченно вздохнул и, закрыв глаза, вытер пот со лба рукавом рубашки.
— Очень хорошо, Джек, — поздравил его капитан, повернувшись к нему. — Как перышко.
Галисиец открыл глаза и кивнул в ответ на комплимент, все еще слишком напряженный, чтобы говорить.
— Эй, там, в трюме! Все в порядке, — повысив голос, крикнул капитан. — А теперь переоденьтесь, и я вас приглашаю на бокал-другой вина в баре Лолы.
Час спустя, неузнаваемая после душа и смены одежды, вся команда «Пингаррона» спускалась по улице Куэста-де-ла-Баронеса, перекидываясь шутками об избытке одеколона, которым опрыскал себя Марович.
— Боже, Марко, — пожаловался Джек, наморщив нос. — Ты пахнешь дешевой шлюхой.
Огромный югослав оглядел галисийца с головы до ног, словно оценивая возможность ударить его.
— Значит, тебе нравится, не так ли? — с опасной улыбкой ответил он.
— Спроси об этом свою мать, — рявкнул галисиец.
— О, mon dieu, заткнитесь оба, — прервала их Жюли, подняв руку. — Смотрите.
Завернув за угол, они наткнулись на бесконечную вереницу оборванных мужчин, женщин и детей, нетерпеливо ожидавших своей очереди перед магазином, отоваривавшим продовольственные карточки, который охранялся парой гражданских гвардейцев в треуголках и с винтовками Маузера на плечах. Их взгляды автоматически переместились на экипаж «Пингаррона», который по сравнению с голодающими людьми с усталыми глазами, пострадавшими от драматических последствий послевоенного периода, выглядел таким же здоровым и сытым, как самые богатые люди в этом городе.
— Merda, — пробормотал Сесар, проходя мимо них по узкой улице.
— Я чувствую себя виноватой, — добавила француженка, прижав правую руку к груди.
— Ты тут не при чем, — сказал Райли, не останавливаясь. — Мы уже делаем все возможное, чтобы им помочь.
— В самом деле? — тихо спросил Джек, глядя на своих несчастных соотечественников. — Считается ли черный рынок помощью?
— Мы обеспечиваем их продуктами, которые иначе они бы не смогли получить.
— О, да. Мы продаем им шампанское, паштет, икру… Мы чертовы герои.
Капитан Райли остановился и посмотрел на него, взглядом заставив его замолчать.
— Если хочешь, можешь отдать им свою долю.
— Я не это имел в виду, — ответил галисиец.
— Ну, а я это, — ответил Райли и, подойдя ближе к своему помощнику, прошипел: — Я внес свой вклад, сражаясь за этих людей в интернациональных бригадах.
— Я знаю, я тоже был там, — ответил он тем же тоном. — Помнишь?
— Capitaine… — вмешалась француженка, взяв его за руку.
— Что? — рявкнул Алекс.
Потом он понял, что на них смотрят не только десятки людей, стоявших в очереди, но и двое гражданских гвардейцев, изучая их с чрезмерным интересом. Все по опыту знали, что привлекать интерес этой милитаризованной полиции ни в коем случае не следует. Тем более, что их реальным бизнесом была контрабанда, и они везли груз, спрятанный за фальшивой переборкой в трюме судна.
— Идем, — приказал капитан, и, опустив головы, они продолжили свой путь к соседней улице Куатро-Сантос, где пара ветхих бочек живописно обрамляла вход в таверну Лолы.
Интерьер маленького бара напоминал старый подвал: прохлада пещеры, гостеприимная темнота и пронизывающий запах кислого вина (не сказать что неприятный) — все это вызывало ощущение домашнего уюта. Впечатление пребывания в подвале создавалось тем, что помещение едва освещалось парой прикрученных масляных ламп. Несколько пустых крючков,
