Дмитрий Азин
Рамки восприятия
Сегодня на утренней прогулке с собакой (а это было между 7:30 и 8:00, как обычно) я наблюдал ровно в 7:43 как мой пес среднего телосложения, с длинными ногами высотой сантиметров в тридцать и слегка тяжеловатой мордой с длинным носом, приспособленный всем своим обликом к охотничьим делам типа охоты на уток, нюхал цветок!
Это была ромашка, немногим за двадцать сантиметров высотой, с белыми равномерно расположенными лепестками и круглым центром примерно в полтора сантиметра в диаметре. Она колебалась среди стеблей пырея на своей тонкой махровой ножке под едва заметными дуновениями ветерка.
Пес наклонял свою голову к цветку, его висячие черные уши почти закрывали ему глаза, а левая ноздря(я видел только ее) ритмично с промежутками где-то в полсекунды то раскрывалась на полную, то практически сжималась, с силой втягивая воздух.
Не правда ли — умилительная картина?
И если бы мы своим мысленным взором поднялись бы примерно на метров сто пятьдесят или двести мне за спину и немного вверх, то мы бы могли бы заметить черного с буро-коричневым оттенком уверенного в себе кота, удаляющегося от нас по пыльной серой в мелком гравии дороге строго на север, где находился соседний хутор под названием «Эмуйжи», служивший ему домом, где его и кормили каждое утро кусочком вареной колбасы, и почесывали раз в день теплое, мягкое, бархатное на ощупь, пузико.
А если бы наше воображение позволило нам расширить картину еще и во времени минут на пятнадцать назад (до полвосьмого), то мы бы увидели, как ровно на том самом месте, где стоит мой пес, стоял, повернувшись своим мохнатым буро-черным задом к ромашке, этот кот и потряхивая поднятым вертикально вверх, как дымоходная труба паровоза, хвостом и брызгал пахучим секретом в центр белых лепестков, чтобы каждая кошка в округе (и даже собака) знала, что здесь проходит граница его суверенной территории и каждый, покусившийся на нее, будет наказан двумя-тремя ударами острых, как кинжалы, двухсантиметровых когтей!
Пес нюхал цветок, его черные блестящие, словно начищеный ботинок, ноздри раздувались и шумно втягивали аромат, резкий и чужой. Но любопытство пересиливало и внимание пса было сосредоточено на белых покачивающихся лепестках и голова с подрагивающими черными бархатными платочками висящих ушей склонялась и поднималась вслед за цветком. Какие мысли бродили в ней? Какие эмоции всплывали дрожью мышц из прошлой жизни моего пса, еще полтора года назад жившего в приюте, наполненном стаями разноплеменных собак, разного размера — от миниатюрных низкорослых такс, до огромных волкоподобных или догообразных экземпляров? А рядом, в соседнем вольере ютилась и компания кошек и котов, уже смирившихся с этим беспокойным соседством лающих и прыгающих на изгородь вечных, ну, если и не врагов, то неприятелей.
Запах цветка был знакомым и незнакомым одновременно. Вся поза пса, его поведение внимательного исследователя, говорили мне о том, что в этом нет ничего особенного, кроме того, что запах появился на той дороге, где мы гуляли каждый день, и запах был свежий, яркий, как огонек под постом в ленте телеграмм-канала. И он что-то значил. Что? Пес еще раз с громким звуком, похожим на шипение пара в утюге, втянул воздух и с явным чувством удовлетворенного любопытства, расслабленно и ритмично зашагал к дому, натягивая поводок так, чтобы он слега провисал, на пять-десять сантиметров не доставая до земли. Завтрак ожидается по расписанию — в восемь часов в стальную блестящую миску с громким барабанящим звуком посыпется сухой корм и сверху на него шмякнутся со столовой ложки вкусно пахнущие кусочки паштета из высокой жестяной банки.
Тем временем, если бы мы продолжали следить за окружающим пейзажем с высоты ста пятидесяти метров, то мы бы заметили, что наш знакомый буро-черный кот миновал спокойным шагом старый бревенчатый, посеревший от времени, дом соседнего хутора, однако имеющий на первом этаже совсем новые окна с белоснежными пластиковыми рамами, и по едва заметной тропинке, различимой только по примятым стеблям травы, углубился в ближайший лес. Колбаска колбаской, но зазевавшаяся на склонившейся до самой земли ветке молодой березы желтопузая синица — вполне приличная добавка к ежедневному рациону.
