Солдат. Мертвый и живой
Глава 1
Солдат
Мертвый и живой
Пролог
Швеция. Стокгольм.
Портовый кабачок «Весло и Селедка».
5 октября 1944года
Худой немецкий солдат вскочил, опрокинув табуретку и хрипло заорал, поднимая глиняную кружку с пивом:
— Германия превыше всего!!! Смерть жидам и коммунистам! Хайль Гитлер!!!
Он отпил жадными глотками, утер пену со рта, повел глазами по пустому залу и недоуменно уставился на пышную красотку, из корсажа которой словно тесто из кадки выпирали мощные полушария.
— Ты... кто? — немец пьяненько покачнулся. — А-а-аа!!! Я помню! Ты валькирия! Да!
— Ага... — хмыкнула девица. — Она самая. Малыш, тебе уже хватит. Пошли ко мне, славно повеселимся...
— Я уже в Вальхалле? — солдат икнул. — Тогда пошли!..
Девица вздернула его за шиворот с табуретки и, закинув руку через плечо, потащила из зала. Бармен, проследив за ними взглядом, кивнул бородатому здоровяку, который сразу поспешил за девицей и солдатом.
А еще через полчаса, от таверны отъехал маленький грузовичок, в кузове которого, под наваленными сетями мирно дремал унтер-офицер Александр Краузе...
Глава 1
Росток. Варнемюнде.
10 ноября 1944 года
Рано утром к рыбацкому причалу пришвартовалось небольшое суденышко. Сдвинутая на корму надстройка, траловая площадка на носу, лебедки, водоизмещением вряд ли больше ста пятидесяти тонн — словом, ничем не примечательная обшарпанная и побитая жизнью посудина.
Никто не обратил на него особого внимания, так как суденышко ничем не отличалось от стоявших у стенки десятков подобных. Разве что кроме шведского флага на мачте, но и он вполне укладывался в картинку, так как шведские суда ходили в Германию регулярно, несмотря на войну.
Коренастый матрос ловко накинул трос на причальный прикол, согнав примостившихся на нем чаек и убрался в рубку, сначала почтительно пропустив на палубу громадного рыжего мужика с запущенной шкиперской бородкой на красной роже и стройного молодого солдата, в потертой горной кепи и вылинявшем анораке горно-стрелковых частей германской армии.
Если краснорожий бородач прямо дышал здоровьем, то солдат выглядел его прямой противоположностью. Запавшие щеки, обострившиеся черты лица и бледная кожа с желтоватым оттенком, прямо намекали, что со здоровьем у него сейчас неважно. Впрочем, живые, цепкие глаза, несколько оттеняли его внешний вид.
— Ну что, Алекс! — мордатый с чувством обнял солдата. — До места я тебя доставил! Держись, дружище. Я верю, что вы еще надерете задницу сраным коммунистам! Эх... если бы Швеция вступила в войну со сраными русскими варварами, я бы сам уже сражался на фронте!
— Обязательно надерем, Олаф... — спокойно ответил Алекс, закинул ранец на плечо и сошел на берег.
Следом за ним на причал сошли еще несколько военных, но бородач полностью проигнорировал их и со скорбной мордой ушел обратно в рубку.
Из толпы рыбаков вдруг вынырнул патруль.
— Стоять, солдаты! — старший патруля, пожилой, полноватый обер-фельдфебель понял руку. — Для начала придется предъявить документы. Вы первый, вам говорю, солдат... — старший разглядел на куртке Алекса унтер-офицерские нашивки и сразу поправился. — Ко мне унтер-офицер, остальным приготовиться. Вернер, Шульман, не спать.
Патрульные, совсем юные, почти мальчишки, дружно изобразили повышенное внимание, а Алекс молча кивнул, нырнул рукой под анорак, достал толстую пачку документов и протянул ее старшему патруля.
У того, по мере просмотра, казенное, истовое выражение на лице быстро сменилось на исключительно уважительное.
— Восточный фронт, парень? Так... серебряный знак за ранение, серебряный штурмовой пехотный знак, серебряный знак за ближний бой, немецкий крест, железный крест... уважаю... — фельдфебель солидно кивал, листая наградные документы. — Да уж, вижу ты там хлебнул дерьма. Так... списали... даже не знаю, повезло тебе или нет. Такая контузия скверная штука. Уж поверь, я знаю не понаслышке. Русский снаряд, камрад?
— Нет, не русский, — безразлично ответил солдат. — Финский...
Александр Краузе, покосился на свинцовое небо и внезапно понял, что ему очень хочется назад, в Советский Союз. В разведшколу, обратно в болота Волховского фронта, на передовую, куда угодно, только подальше от Германии. Здесь его раздражало все, от рожи фельдфебеля вплоть до солоноватого морского воздуха.
— Эй, камрад... — обеспокоился старший. — Тебе плохо? Эх, я же говорил, что контузия это...
Ваня с трудом стер с лица жуткую гримассу и качнул головой:
— Все в порядке, господин обер-фельдфебель, все в порядке...
По легенде Ивана, а точнее, унтер-офицера Александра Краузе, комиссовали из армии после тяжелой контузии, одним из последствий которой были жесточайшие приступы эпилепсии. Во время подготовки к заданию ему так тщательно поставили внешние симптомы, что он поневоле стал себя чувствовать контуженным эпилептиком. Вот и сейчас, судорога сама по себе свела скулы.
Старший с сомнением посмотрел на Ваню и недоверчиво покрутил головой:
— Как знаешь. Но подлечиться не помешает. У тебя предписание явиться по прибытии в Германию в первую же комендатуру. Так вот, наша ничем не хуже других. Мы тебя проводим. А там я замолвлю словечко перед заместителем коменданта и тебя определят в военную гостиницу. Отдохнешь недельку как человек, развлечешься. У нас есть где развлечься, уж поверь, а я знаю толк в развлечениях. Ни Рипербан*, конечно, но тоже очень неплохо.
Рипербан — исторический квартал «красных фонарей» в Гамбурге.
Ваня кивнул. Проверок он не опасался, во всяком случае на уровне комендатуры.
Обер-фельдфебель скорчил казенную рожу и гаркнул своим солдатам:
— Вернер, Шульман! Стройте этих доходяг и в комендатуру. Что ты кривишься сынок? Если ты в отпуске, это не значит, что армия про тебя забыла. Марш...
Ваня молча потопал в комендатуру. Но не в строю, как остальные комиссованные и отпускники, а рядом с обером, которому приспичило поболтать.
— А правда, — не унимался старший патруля. — Что... — он смешно вытаращил глаза. — Что при контузии... конец перестает работать? Ну, ты понял меня, камрад...
Иван состроил серьезную рожу и сурово ответил:
— Так и есть! Напрочь...
— Черт! — ахнул фельдфебель.
— Да-да, — закивал Ваня. — Когда в атаку бежал, у меня привстал. А после контузии так и остался стоять. Отказался работать, но не падает!
— Гага-га... — оглушительно грохнул немец. — А ты свой парень, Алекс! Так уж и быть, с меня вечером пиво! Зайдем к мамаше Гертруде,
