Книга Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева

Как подумаешь, что всего этого могло б и не случиться, кабыне ворона…

Нет, не так.

Как подумаешь, что всего этого могло б не случиться, несвались на меня лишние деньги…

Всю жизнь пребывала в уверенности, что чем больше денег, темлучше. Но, помнится, наша старая соседка, которая давно уже отбыла в мир иной,говорила когда-то, во времена реликтовой коммуналки: «Лучше быть бедным ибольным, чем богатым и здоровым». Я тогда хихикала: дескать, все перепуталось вее утомленной жизненным солнцем головушке. Само собой разумеется, что лучшебыть богатым и здоровым, но уж никак не наоборот! Однако теперь я понимаю, чтобабуля, даже имени которой не сохранилось в моей девичьей памяти, быласовершенно права. Именно поэтому, на одну только мизерную пенсию, обуреваемаябессчетными болезнями, список которых мог бы составить целый медицинский справочник,она и дожила до восьмидесяти пяти лет и умерла, совершенно довольная судьбой. Авот я, вполне здоровая (ноблесс оближ, ведь я все-таки врач, хоть и детский!) инекоторым образом богатая (в кармане почти тысяча, вперемешку в долларах иевро, это же целое состояние, особенно в переводе на рубли!), отнюдь незаживусь на этом свете. Строго говоря, у меня нет почти никаких шансовперешагнуть тридцатилетний рубеж.

И все потому, что накаркала мне благодарная за спасениеворона лишних денег, и довели они меня до беды.

А впрочем, нет. Те несчастные двести долларов, которые явнезапно, неожиданно для самой себя, заполучила как подарок от «птичьего бога»(бойся, бойся данайцев, дары приносящих!), только ускорили процесс. Так илииначе мы бы с ним столкнулись. Он все равно нашел бы меня. Отнюдь не обольщаюсьнадеждой, что он смылся бы из России на веки вечные, спасая свою шкуру, которуюя могла бы подпалить ему, причем весьма изрядно. То, что я этого еще непроделала, роли не играет и смягчающим обстоятельством не является. Понятно,что этот человек из тех, кто предпочитает не избегать опасности, а устранятьих. Еще тогда, при первой встрече (ох, как я надеялась, что она окажетсяпоследней!), увидев опасный прищур его глаз и ощутив при этом нечто подобноетому, что, наверное, испытывает человек, которому бритвочкой чиркают погорлышку, я поняла – песенка моя спета. Что из того, что немедленно предпринялавсе возможные меры по спасению души и тела? Напрасно, напрасно! А ведь я, посвойственной всякому человеческому – и особенно женскому – существу глупойнадежде на лучшее будущее, была уверена, что бегство, тем более за границу, –это лучший из всех вариантов. Отсижусь там, вернусь, а тут уже все забыто. Ивот вам результат…

Ничего себе, забыто!

С другой стороны, что же еще я могла устроить длясобственной безопасности? Потребовать телохранителей? Ну, это чушь. Кому явообще нужна, да и нет у внутренних, извините за выражение, органов времени исил охранять дамочек, которые в ненужное время оказываются в ненужном месте.Как просто погибнуть, оказывается! Открыть дверь, когда… А теперь извольтеследовать принципу о том, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Какое счастье, что мои родители с Лелькой аж в Новороссийскеи этот человек до них ни при каких обстоятельствах не доберется! Вернуться онисобирались только к сентябрю. К тому времени он меня, конечно, пять разприкончит – и, надо полагать, успокоится на достигнутом. Зачем ему моя семья,которой я наверняка ничего не сказала, если этой семьи в Дзержинске не было?

Самое смешное, что я вообще ничего никому не сказала. Толькоон и понятия об этом, конечно, не имеет.

А ведь я заподозрила неладное, еще когда цыганка заговорила…И потом, конечно, когда Москвитин чиркнул своим ножичком, все стало яснееясного. Но я ведь как зомби: когда женщина на моих глазах рожает, язапрограммирована первым делом помогать ей и ребенку. И больше ничего для меняне существует. Работа такая. Если бы я спохватилась чуть раньше… Или я все жедолжна была сообщить в милицию, что видела его? Конечно, должна была, но… новедь там остался Москвитин! Москвитин тоже его видел и наверняка разгляделлучше, чем я, все-таки тоже какой-никакой, а профессионал. Разница в том, чтоон не видел Москвитина! Он видел именно меня. Ну и Василия…

Василия больше нет. Господи, он убил Василия! До чего мнебольно, кто бы только знал! Оттого ли, что раньше при мне никогда не убивалилюдей и я просто не знала, как это страшно? Или потому, что особенно страшно,когда при тебе убивают хороших людей? А Василий был хорошим человеком, это ясразу поняла, несмотря на то, что мы обменялись с ним всего несколькимисловами. Странно: у меня с первого взгляда возникло ощущение, будто я знаю егодавным-давно, ну вот просто-таки в один детский сад мы с ним вместе ходили!Обычно я не смотрю на мужчин как на друзей детства, скорее наоборот. Я, как имногие одинокие женщины, живу ожиданием счастливого случая , особенно снекоторых пор, а вот при взгляде на Василия я почему-то не представляла себе, какимон мог бы оказаться любовником или даже мужем, а – ну просто смех! – подумала:как жаль, что он не мой брат. Честное слово, мне почему-то всегда хотелосьиметь старшего брата. Но… он умер еще до моего рождения. Вернее, родилсямертвым. Я узнала об этом случайно: мама обмолвилась, а потом молчала каменно:слишком больно вспоминать, я понимаю. Еще девочкой, а особенно потом,насмотревшись всяких дурацких сериалов, я позволяла себе помечтать: вдруг мойбрат остался жив, вдруг в роддоме произошло какое-то недоразумение, вдруг онкогда-нибудь откуда ни возьмись появится и скажет:

– Привет, не вы ли Валентина Николаевна Макарова? Я ваш братСергей…

Увы, эти самые недоразумения в родильных домах происходяткуда реже, чем хотелось бы создателям сериалов. Я знаю, что говорю, сама ведьработаю в роддоме.

Ну ладно, Василий никак не мог бы оказаться братом Сергеем,но другом-то мне он вполне мог бы стать.

Но теперь уже не станет. Никогда! Ведь мерзавец сбритвенными лезвиями вместо глаз убил его! И, судя по всему, та же участь ждетменя.

И спасения нет, спасения нет, только и остается мне дрожмядрожать и вспоминать, с чего это началось, да терзаться размышлениями, что надобыло предпринять, дабы все сложилось иначе…

А чтобы все сложилось иначе, чтобы у меня еще было времяхоть недельку, а то и месяц пожить на этом свете, мне ни за что не надо былотой безумной, сырой ночью спасать ворону!