Сергей Савин
Космонавт и роза
– Знаешь, на старых снимках «Аполлона-11» небо на Луне чёрное. Да, совсем-совсем чёрное. Никаких звёзд. Спрашиваешь, почему так? Да потому что хотели фотографировать поверхность, и камеры настроили так, чтобы было видно каждую песчинку, а про звёзды забыли. У людей часто так. Я с детства хотел своими глазами посмотреть, какие они в космосе. Звёзды. Фотографии, фильмы, игры – всё не то, это как тигр. Пока сам в зоопарк не сходишь, так и будешь думать, что это просто большой полосатый кот. Так и со звёздами. Там, на Земле, они совсем другие, а здесь… Яркие как самоцветы в варварской короне, разноцветные как рыбки в аквариуме, смотришь и не веришь, что такие бывают. До первого полёта я думал, что красивее летнего крымского неба ничего не бывает.
Ядро кометы Галлея как застывший шторм в ночном океане. Небольшие ложбины тут и там сменяются валами. Возможно, именно этот океан тяжёлой пыли стал когда-то прародителем жизни на Земле. За миллионы лет странствий в немых глубинах Солнечной системы, пыль слежалась так, что стала прочнее камня. На антрацитовой поверхности почти не остаётся следов.
Человек в скафандре карабкается на самую высокую – дюну? сопку? скалу? – как жук-альбинос в чужом муравейнике, одинокий и упрямый. Он постоянно поглядывает на левое запястье, словно опаздывает на свидание. Серебристая палка в правой руке раз за разом впивается в склон. Чёрные облачка тяжёлой пыли вылетают из-под ног, висят в скучном раздумье какое-то время и оседают.
Комета Галлея небольшая, всего-то 15 километров по самой длинной оси, тут можно совершать кругосветное, точнее, кругокометное путешествие хоть десять раз на дню. Но ему столько не надо.
«Запас кислорода 65,2%» подсказывает экран на левой руке.
– А потом – космос. Когда попал в отряд, не мог своему счастью поверить. У нас в классе никто не мечтал стать космонавтом, только я. Все хотели в программисты или стримеры-ютуберы. В крайнем случае – в рэперы. А у меня отец вертолётчиком был военным, говорил, что лучше неба ничего нет. А ещё говорил – отступать нельзя, раз уж мечту выбрал. Ну, так я в училище и оказался. Как думаешь, вулканы тут есть? Вроде не должно быть, комета же. Но мало ли. Я ж на то и первооткрыватель, чтобы находить новое.
Сияние в небе тускнеет всё быстрее: комета убегает к афелию, и чем дальше она от Солнца, тем труднее звезде нагревать поверхность. Скоро температура упадёт, и антрацитовый панцирь сомкнётся, перестанет выпускать воду. Древний океан не терпит вмешательства и не желает расставаться даже с малейшими частицами. Он суров и холоден, беспощаден и одинок; маленькая серебристая упорно ползёт к вершине, потому что сдаваться нельзя.
***
В лиловых летних сумерках вязло всё: желание работать, способность мыслить, птичий щебет и белые как пивная пена, комки тополиного пуха. Солнечный свет лился как остывающее красное золото в форму, неспеша заполнял пространство, позволяя теням постепенно брать своё. Ветерок плавно качал ветки, отряхивал пыльный малахит листьев.
Антон сидел в кресле-качалке на веранде и слушал, как на другом конце деревни перегавкиваются собаки и как шелестят о чём-то своём старые деревья. Дедовское кресло уютно поскрипывало, а стакан с ледяным чаем будто сам прыгал в руку с плетёного столика, стоило только немного отклониться назад. Антон прикрыл глаза. Спать не хотелось, но извилистая река мыслей течёт намного приятнее, если может оттолкнуться от век.
«Хорошо, что родители вместо картошки посадили вишни, и теплицы не поставили – земной поклон», – подумал Антон. Он поднял высокий запотевший стакан, поболтал, прислушиваясь к мелодичному позвякиванию, глотнул и зажмурился от наслаждения. Всё-таки, по жаре ничего нет лучше зелёного чая со льдом и лимоном. «Может, пруд сделать? Иришка бы плескалась. Хотя нет – комары заедят, да и некогда. То старты, то испытания – а что делать, науку двигать можно только так. Чтобы быть первым, просто бежать изо всех сил недостаточно. Нужно нестись, лететь вперёд – для начала».
С другой стороны дома, на улице, проурчал и стих мотор, открылись и закрылись ворота, хлопнула входная дверь. Приехали. Что-то быстро они. Антон поднялся и пошёл внутрь дома. Стоило ему оказаться в прихожей, как на него тут же обрушилось цунами. На детей умиротворяющая магия сумерек не действует: какое уж тут умиротворение, когда тебе почти одиннадцать.
– Пап, привет! Мы такого классного мишку видели! Он белый, а морда и лапы чёрные, панда называется! Мяяяягкий! Хочу такого же! С бантиком! Купишь? Купишь? Пожааалуйста!
Антон улыбнулся, обнял и чмокнул дочь в щёку.
– Я подумаю, Иришка. Беги ручки мыть, скоро ужин.
– Привет, муж, – Наталья прошла мимо, чтобы дотащить сумку до кухни, невысокой женщине пришлось немного наклониться вправо. Из сумки торчали луковые перья. – Там, в багажнике ещё сумки. Принеси.
Антон сходил к машине и принёс на кухню пять тяжёлых пакетов. Мясо, молоко, мороженое, чего там только не было; снеди хватило бы, чтобы неделю кормить роту солдат. Тем более удивительно, что через неделю запасы оскудеют, и придётся снова ехать в магазин. Антон аккуратно поставил пакеты на стол посреди кухни. Сейчас надо будет перегрузить их содержимое в холодильник, и помочь жене с ужином…
Светлые деревянные панели на кухонных шкафах словно потемнели, солнце спряталось за тучи, запах свежей зелени лез в ноздри. Наталья резкими движениями мыла овощи под краном. Антон вздохнул. Кто-то хорошо умеет ругаться матом, а его супруга матом умела молчать. Невысокая, с короткой стрижкой, в таком состоянии она напоминала рысь, готовую к броску.
– Наташ, мы же договорились. Пожалуйста, не нагнетай, хоть один вечер, мне ж завтра лететь.
Наталья ответила не сразу. От её молчания притихли даже холодильник и вездесущие мухи.
– Договорились, – большой красный помидор плюхнулся на разделочную доску. Поворачиваться к мужу Наталья не спешила. – Договорились, что ты в дочкин день рождения опять улетишь к чёрту на рога. У тебя наука, исследования. И что мне ей сказать? Как объяснить, что папе интереснее космические камни? Знаешь, как она ревела в прошлый раз!
– Строго говоря, комета Галлея – это не камень, а скорее пыль, плотно слежавшаяся…
– Ах, пыыыыль? – если бы сарказм был ядом, сейчас отравилось бы полпосёлка. – Ну, это всё меняет, конечно, я так Ире и скажу: папа улетел на кусок пыли.
– Наташ, ну хватит… Ты же знаешь, как это важно, туда ещё никто не высаживался, даже роботы. Это
