Сергей Мельников
А сбылось это…
Её нежная кожа и лёгкий пушок на верхней губке, и на щёчке. Волосы кудрявятся, торчат в разные стороны, и так даже веселее. Она такая чистая, такая настоящая, такая живая. Вижу её, и холодок в груди, и запинаюсь, глаза прячу, чтобы смотреть, но незаметно.
***
— У вас есть такой телефон, чтобы можно было звук затвора отключить?
— Ну, в бесшумном режиме…
— В бесшумном режиме он всё равно клацает. Мне нужно чтоб совсем бесшумно.
Один в красной футболке сменил второго в красной футболке. Этот матёрый, в глазах понимание, чуть больше чем хотелось бы.
— Вы же знаете, что это не совсем законно? — таинственно понизив голос, спрашивает он меня.
— Вы же знаете, что это не так, — отвечаю я ему в том же духе. — Мы не в Японии, слава Аматерасу, живём.
Подмигивает заговорщицки, исчезает в подсобке. Стою, закатив глаза, в позе "На кой пень мне такие подельники?"
— Вот, — кладёт передо мной аппарат с одной из лучших камер на рынке, кое-что я в этом понимаю. Ценник соответствует. — Основная камера…
— Я в курсе.
— Звук затвора отключается, камера вызывается даже в заблокированном состоянии двойным нажатием на кнопку блокировки. Вы в любой момент готовы мгновенно сделать снимок и при этом абсолютно бесшумно. Идёт?
— Пробивайте, — соглашаюсь.
Пусть будет. Я выхожу из магазина. За дверью затылком слышу:
— Это чё было?
— Изврат какой-то.
Мне пофиг.
***
Она сидит на гранитном парапете с каким-то парнем. Молодым, мускулистым, красивым. Куда мне до него. Он шепчет ей какие-то глупости, она смеётся-заливается, смотрит на него влюблёнными глазами. Шепни я ей то же самое, посмотрит, как на омерзительную склизкую жабу и на другую сторону перейдёт.
Прохожу мимо, будто разговариваю по телефону. Жму пальцем кнопку громкости, делаю серию, совершенно беззвучно, как краснофутболочный и обещал. На скамейке в соседнем скверике смотрю, как справился мой новый друг. Очень хорошо. Начало моей коллекции положено.
***
Я почему-то думал, что станет легче. Захотелось увидеть — открыл её фото, посмотрел. Не, ничего подобного. Уже три ночи, сна ни в одном глазу. Смотрю на неё: приближаю, удаляю, рассматриваю нежное ушко, белые зубки между приоткрытыми не для меня губами, глаза, смеющиеся не над моими шутками. Смотрю на то, что не для моих глаз, и хочется ослепнуть. Нет, хочется быть слепым от рождения, чтобы даже не знать, что такая красота есть. Почти четыре. Грызу подушку, теперь я знаю вкус поролона, или какой там дрянью их сейчас набивают.
***
Сегодня днём пробовал снять видео. Сейчас почти утро. Знаю каждый кадр наизусть. Полчаса читал про химическую кастрацию, час уже изучаю безболезненные способы самоубийства. Собственная кровать с чистым бельём в моей идеально прибранной квартире кажется ванной, наполненной отвратительной слизью. По сути, безболезненно — не так уж и важно. Скажи мне, интернет, как, чтобы быстро?
***
Ночь не сплю, день не сплю. Смотрю в зеркало на свою потрёпанную рожу с тусклыми воспалёнными глазами в синих тенях и ненавижу себя ещё сильнее. Я тут, пока искал в интернете, наткнулся на одну статью. Никогда не слышал про слоббер, но я и в принципе этой темой никогда не интересовался. Денег скинул, жду.
***
Не думал, что всё так сложно. Полчаса топтался по пятачку на Лосином острове. Или "в"? Как правильно, интересно? Есть координаты, есть фото ствола и камня у его подножия. Тут по этим координатам стволов и камней… до Бениной мамы. Хожу, пинаю… булыжники, оглядываюсь, чтоб патруля не было. Думал уже, что развели, но нет. Под очередным отброшенным камнем — пакетик с розовым порошком и сложенный листок бумажки: инструкция. Лечу домой, слоббер жжёт ляжку сквозь ткань кармана. Сейчас моя мечта сбудется.
Сделал всё, как написано в инструкции. Разделся, натянул памперсы для взрослых, лёг посреди комнаты на пол, так, чтобы руки не доставали до мебели, убедился, что не дотянусь ни до каких предметов. Высунул язык и высыпал всё содержимое пакетика. Мелкодисперсный порошок влетел в горло, и я чуть не чихнул. Зажал руками рот и нос, что-то вылетело, и я начал слизывать с ладони… И отключился.
***
Открыл глаза: я в своей машине еду по лесной колее, вокруг густой лес, начинает темнеть. По состоянию дороги — по ней год никто не ездил. Выруливаю по колдобинам на небольшую полянку с аккуратным охотничьим домиком. Он, хоть и в глубине леса, а свет здесь есть, сауна, запас продуктов. Откуда-то я это знаю.
Открываю багажник.
— Привет… — А как же тебя зовут? Я и не знаю. — У нас свидание. Прости, что я тебя пригласил таким экзотическим способом, но ты б по-другому не поехала.
Она лежит на дне, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. Мычит, бешено вращая глазами, слёзы текут. От радости, ясное дело. Счастлива так, что дар речи потеряла. Сарказм, конечно. Как-то по-другому я представлял себе исполнение своей мечты. Делать нечего, взваливаю на спину и тащу в домик.
***
Третий день мы тут. Я привязал её к кровати за руки и за ноги. Стоит отцепить хотя бы одну конечность, и она сразу начинает драться. Приходится быть крайне осторожным, я не особо сильный. Как зовут не говорит, а это ведь глупо. Во всех фильмах про маньяков рассказывают, что надо назвать своё имя, тогда перестанешь быть обезличенной жертвой, вызовешь эмпатию. Про маньяков… Почему я об этом подумал? Я, что, считаю себя маньяком? Ну почему всё идёт не так?
С ней очень трудно. Еду приходится запихивать. Она всё время плюётся или кричит, поэтому большую часть времени у неё во рту кляп. Выпустить её по нужде я не могу. После первой же ночи пришлось менять бельё и стирать матрас. Нашёл в подвале клеёнку, застелил. Это очень сложная процедура на кровати с привязанной сопротивляющейся девушкой. Теперь бегаю с уткой, подмываю, где надо, под её яростное мычание. От моих прикосновений (губкой, не рукой же, блин!) она дёргается, как от ударов током. Выгибается дугой и в этом нет ничего сексуального. Неужели я об этом мечтал? Поверить не могу.
***
День седьмой, стокгольмским синдромом так и не пахнет. Кое-что изменилось. Уже четыре дня, как она перестала сопротивляться, совсем. Когда кормлю ест, и с отменным аппетитом. Поглощает всё и просит добавки. Я обрадовался вначале, три дня она почти всю еду выплёвывала. Думал,